Последние отзывы

  2  

— Я не верю.

Герцог немного помолчал. Джерард никогда не забудет, как утреннее солнце светило прямо в лоб отцу и каким этот лоб был блестящим и гладким там, где начинались залысины.

— Ты бы хотел ее увидеть?

Джерард кивнул. Через мгновение и Эдвард кивнул тоже.

— Да, — пробормотал Чарли. — Пожалуйста, позволь.

Герцог коротко кивнул, и все трое мальчиков неслышно поднялись со своих стульев и пошли следом за отцом, забыв про завтрак. Они спустились по узкой лестнице, которая вела прямо в гостиную герцогини. Там было очень тихо, непривычно тихо. Джерард часто сбегал по этой лестнице из детской в гостиную, чтобы посидеть у матери на коленях. В этой гостиной всегда было людно: экономка, горничная, слуги с подносами. Матери никогда не мешала эта толчея, и она никогда не отсылала Джерарда прочь, никогда не ругала его за то, что он бегает по лестницам, вместо того чтобы ходить. Сегодня комната была пуста. Герцог открыл дверь в ее спальню и махнул рукой слугам, и те тут же попятились к выходу. Затем отец шагнул в спальню и пригласил сыновей войти вместе с ним.

Потом Джерард пожалел о том, что отец это сделал. Джерард думал, что, возможно, не увидев ее такой в последний раз — жуткой, мертвой, он сохранил бы более радостные воспоминания о матери. Но ребенком он не мог знать, что его ждет, и, войдя в комнату, обнаружил ее, лежащую на кровати, настолько изменившуюся, настолько не похожую на себя, что он едва ее узнал. Темные волосы ее были зачесаны назад, убраны с лица, которое, казалось, запало, ушло в глубь черепа. С постели сняли покрывала, и она лежала в своей ночной сорочке, снежная белизна которой лишь подчеркивала землистый цвет кожи, совсем не такой, как всегда. Какой-то сверток был всунут в кольцо ее руки. Мама лежала с закрытыми глазами, но даже ему, пятилетнему ребенку, было ясно, что она не спит.

Эдвард рядом с ним всхлипнул. Герцог положил руку ему на плечо.

— Мне жаль, ребята, — очень тихо повторил герцог. — Можете уходить, если хотите.

— Спасибо, сэр, — сдавленно пробормотал Чарли и бегом бросился к двери. Эдвард всхлипнул и, закрыв лицо рукавом, тоже вышел следом за старшим братом, не сказав ни слова.

Джерард жался к отцу. То, что лежало на кровати, немного напоминало мать, но не было ею.

— Она действительно умерла? — Он снизу вверх посмотрел на отца, и тот коротко кивнул. — Почему она умерла, отец?

Герцог ответил не сразу. Его лицо странно исказилось. Похожее выражение было у Эдварда, когда тот понял, что сломал свой новенький компас: расстроенное и одновременно виноватое.

— Это кара Господня, — сказал наконец герцог едва слышно. — Она была слишком хороша для меня.

Джерард снова посмотрел на мать. Ему хотелось прикоснуться к ее лицу в надежде, что удастся ее разбудить, но так и не решился.

— Мы закопаем ее за конюшней? — печально спросил он. — Ей это не понравится, папа.

Герцог вздохнул, затем наклонился и взял Джерарда на руки.

— Нет, сын, — пробормотал Дарем. — Она будет лежать в мавзолее возле часовни, и однажды ты положишь туда и меня, чтобы ей не было скучно.

— Не хочу, чтобы ты умирал. И не хочу, чтобы она умирала.

— И я не хочу, — сказал герцог каким-то глухим, бесцветным голосом. — И я тоже.

— Что это? — спросил Джерард, указав на сверток. Он заметил фамильный герб, вышитый на нем серебряными нитками.

— Твоя сестра. Она родилась слишком рано.

— А… — Он уставился на сверток широко распахнутыми глазами. — Она тоже умерла?

— Да.

Джерард положил голову отцу на плечо. Он хотел было по привычке засунуть большой палец в рот, но вовремя опомнился и сжал руку в кулак.

— Она останется с мамой?

Герцог крепче обнял его.

— Да, она останется с мамой, а я останусь с тобой и твоими братьями.

— Спасибо, папа, — тихо сказал Джерард. — Я не хочу, чтобы и тебя с нами не было.

— Я буду с вами, малыш, — прошептал отец. — Я обещаю.

И Дарем сдержал слово. Он так больше и не женился. Он лично участвовал в воспитании своих сыновей и делал это с той же требовательностью и самоотдачей, как и все, что он делал в жизни. Джерард спрягал наизусть латинские глаголы и пересказывал уроки истории своему отцу до тех пор, пока не выучивал их назубок. Он стоял перед отцом с повинной головой, а затем принимал наказание от руки отца. Отец посадил его верхом на его первого пони, и отец купил ему первый патент на офицерский чин — чин младшего лейтенанта кавалерии. Мужчина должен заслужить право отвечать за других людей, заявил герцог, отказавшись покупать двадцатилетнему юнцу, патент на чин капитана или майора, чтобы он не погиб по собственной глупости или по его вине не погибли другие. Тогда возмущению Джерарда не было предела, но по мере того, как он набирался армейского опыта, он все больше понимал отца. В армии Джерард получил очередное подтверждение того, что Дарем относился к своим детям с истинно отеческой заботой.

  2