очень нудно 
16 
Себастьян был не чужд слухов, хотя ему и не нравилось быть их героем. Харт-Хаус купил нувориш Томас Уэстон. Хотя насчет происхождения его состояния говорили разное – от спекуляций на бирже до удачного пари с графом Гастингсом, – никто не сомневался, что оно весьма значительное. У него были две дочери и сын, все трое прекрасно обеспеченные. Одного этого было достаточно, чтобы не глядя объявить его дочерей красавицами. Впрочем, в данном конкретном случае слухи подтвердились. Мисс Абигайль Уэстон оказалась самым прелестным созданием из всех, кого когда-либо видел Себастьян.
К тому же она была молода, невинна и богата. Красоте и невинности не было места в его жизни, и, хотя богатство внесло бы в нее приятное разнообразие, Себастьян знал, что это не более вероятно, чем визит короля в его скромное жилище. Ему придется просто отводить глаза, когда Абигайль будет проходить мимо, и напоминать себе о тысяче причин, почему эта девушка не для него.
Войдя в дом, Себастьян нащупал на полке за дверью свечу и кремень. Когда свеча загорелась, он направился по темному коридору в гостиную. Поставив свечу на стол, он снял куртку и шляпу и опустился в старое кожаное кресло, не сдержав стон облегчения. Дорога в Харт-Хаус и обратно была длиннее, чем его обычная прогулка, и покалеченная нога мучительно пульсировала.
– Наконец-то! – воскликнула миссис Джонс, экономка, влетев в комнату. – Я уже начала беспокоиться за вас, молодой человек!
Себастьян усмехнулся, не открывая глаз.
– Напрасно. Борис притащил бы меня домой, живым или мертвым.
– Как будто это может служить утешением! Снимите сапоги и позвольте мне принести ваш ужин. – Миссис Джонс щелкнула пальцами псу, который сидел у двери, навострив уши. – Твоя еда на кухне, Борис. – При слове «еда» огромная собака вскочила с проворством щенка и галопом понеслась на кухню, стуча лапами по деревянному полу.
– Думаю, сегодня вечером вам понадобится лекарство, – сказала миссис Джонс с укором.
Себастьян снова представил себе Абигайль Уэстон с юбками, натянутыми на бедрах и открывающими до колен ее стройные ноги.
– Да нет, пожалуй.
– Незачем терпеть эту пытку всю ночь, – возразила экономка, взяв шляпу и куртку Вейна. – Не валяйте дурака. Я скажу мистеру Джонсу, чтобы приготовил вам горячую ванну и отнес ужин наверх. – Она вышла в коридор, окликая своего мужа.
Это была повседневная картина. Себастьян доводил себя до изнеможения долгими прогулками, а миссис Джонс хлопотала над ним, как мать над младенцем. Иногда он всего лишь терпел ее суету, иногда радовался, что хоть кто-то заботится о нем. Порой Вейну хотелось, чтобы все просто исчезли, оставив его в покое, а порой он мечтал пожить чужой жизнью и убедиться, что в мире существует счастье. Будь он другим человеком, он веселился бы сейчас в Харт-Хаусе. Он видел бы улыбку мисс Уэстон, блеск ее волос в сиянии свечей, мог даже касаться ее руки и сжимать в объятиях в танце. На мгновение мысли Себастьяна устремились…
Но он одернул себя. Надо быть сумасшедшим, как отец, чтобы воображать такое. Он тот, кто он есть, сын помешавшегося Майкла Вейна, неудачник, с изувеченной ногой и разоренным поместьем. Тот, кому нечего предложить женщине, и Себастьян это хорошо усвоил за последние годы. Тог, кто не смог бы танцевать, даже если бы захотел. У него даже нет приличного вечернего костюма. Мисс Уэстон была бы рада краткости их знакомства, если бы слышала хоть малую толику разговоров, ходивших в городе о нем.
Поморщившись от боли, Себастьян поднялся с кресла и, хромая, поднялся по лестнице в свою комнату, где миссис Джонс уже подтащила к огню старую медную лохань, пока ее муж грел воду на кухне внизу. Если он не полежит в ванне, то утром будет чувствовать себя инвалидом. Через час экономка принесет наверх холодного цыпленка с вареным картофелем и кружкой эля. Вино теперь Вейну не по карману. Он расслабится в горячей воде, съест свой ужин в одиночестве, не считая Бориса, похрапывающего на половике, а потом ляжет в постель.
Один. И скорее всего, так будет всегда.
– Где ты была? – требовательно спросил отец, как только Абигайль вошла в гостиную.
– Гонялась за Майло. Этого озорника надо держать в клетке!
– О нет! Он такой милый! – запротестовала Пенелопа. – У него просто чудесная, как шелковая, шерстка.
– Вот из-за этой шерстки он и застрял в кусте ежевики, – отозвалась Абигайль, пробираясь через гостиную. Все двери были распахнуты настежь, чтобы создать для гостей единое пространство, где они могли бы свободно перемещаться. Абигайль огляделась в поисках матери, собираясь сообщить ей, что Майло дома, в целости и сохранности, начисто отмытый Джеймсом в конюшне. Мистер Вейн отверг их приглашение, но, судя по столпотворению, царившему вокруг, немногие последовали его примеру.
16 
