Последние отзывы

  47  

Чанс…

Ее сердце пропустило удар.

Он любил ее.

Об этом говорили все его поступки, снова и снова.

Глаза Тори наполнились слезами, и цифры в таблице поплыли.

Три долгих месяца она не позволяла себе вспоминать о Чансе, а теперь ни о чем другом думать не могла.

Она скомкала лист, кинула в мусор, закрыла учебник и встала.

— Мисс Бингем! — возмутилась миссис Малкей. — Куда вы направляетесь?

— Ухожу.

— Вы заболели?

— Да. — Это не было ложью.

Теперь, когда скорбь утихла и ей стало легче, Тори знала, что совершенно неправильно повела себя с Чансом. После всего, что он к ней чувствовал, после всей доброты, которую к ней проявил, Тори просто выкинула его из своей жизни.

Как эгоистичная плакса.

Тори поверить не могла, что поступила так бездумно, так эгоистично. Но ее охватывало горе, и она так погрузилась в боль от потери, что не могла говорить с Чансом.

Теперь ей нужно исправить ошибки. По крайней мере, извиниться.

Чанс стоял перед экраном, на котором демонстрировалась его презентация для совета директоров «Монтгомери девелопмент».

— Мы не ожидаем прибыли от проектов по развитию города, но наши подрядчики в конечном счете принесут нам немало пользы.

В кармане пиджака зазвенел сотовый, но Чанс не отреагировал, продолжая разъяснять преимущества и недостатки плана грандиозной перестройки городских зданий, которая не принесет им ни гроша. Тем не менее это был именно такой проект, который они искали, стремясь улучшить жилищные условия.

Сотовый снова зажужжал, и на этот раз Чанс вынул его из кармана и выключил. Макс, который, как председатель совета директоров, сидел во главе стола, начал:

— Ты рассчитал проекцию…

Зазвонил телефон на столе конференц-зала. Из динамиков раздался голос секретаря:

— Извините, мистер Монтгомери. Ваша мать на первой линии. Она сказала, что это срочно.

Макс потянулся к телефону, но Чанс его опередил:

— Она рядом с детьми, с ними что-то могло случиться.

Он схватил телефонную трубку:

— Мама?

— Чанс, милый, тебе нужно приехать домой.

У него замерло сердце.

— Почему? Что случилось? Что с детьми? — Дети в порядке, но ты мне нужен… — Мама, у меня совещание в разгаре.

— Чанс, ты когда-нибудь слышал, как я ругаюсь?

— Нет.

— Если не хочешь услышать, то приезжай. — С этими словами Гвен повесила трубку.

— В чем дело? — спросил Макс.

— Велела ехать чертовски срочно.

Макс поморщился:

— Тогда лучше послушаться.

Дверь открылась раньше, чем он успел к ней прикоснуться. Гвен приказала:

— Иди в кабинет.

— Где дети?

— Они в коттедже, с Бриджит.

Так звали новую няню. Чанс нахмурился:

— Тогда зачем ты меня вызвала?

Гвен развернула его за плечи и толкнула:

— Иди!

Он едва не споткнулся от толчка, а потом зашагал по коридору, ожидая увидеть очередной подарок. Мама купила ему новую мебель, новые костюмы, новую машину — все во имя обустройства его в городе; но Чанс знал, что она пытается отвлечь его от мыслей о Тори. Это не помогало. Время отчасти исцелило раны. Но бывали дни, когда он все еще тосковал по ней. И поэтому его бы не удивило, если бы в кабинете обнаружился агент по недвижимости с папкой, полной предложений.

Со вздохом Чанс открыл дверь и увидел Тори.

Он замер. Потом хотел броситься с ней. Но, очевидно, Тори приехала только для того, чтобы извиниться за то, что бросила его и детей. Она была доброй. Ответственной. Как бы глупо он выглядел.

Тори повернулась на звук открывшейся двери. Ее лицо ничего не выражало. Губы, сведенные в тонкую прямую линию, не улыбались, но и не хмурились. Большие карие глаза, мягкие и печальные, встретили взгляд Чанса.

— Привет.

Чанс шагнул в комнату:

— Привет.

— Хорошо выглядишь.

Он улыбнулся:

— В дорогих итальянских костюмах любой мужчина выглядит хорошо.

Тори подавила смешок.

— Ну конечно. Ты и сам знаешь, что красавец.

— Ты тоже хороша, так что нечего меня дразнить.

Тори засмеялась, и его сердце пропустило удар. Он сто раз слышал ее смех, но никогда в связи с тем, что касалось их двоих, их влечения, их связи. Он сделал еще один шаг.

— Ты вроде в порядке.

— Я в порядке. Правда. — Глаза Тори затуманились. — У меня были очень, очень трудные годы.

  47