Последние отзывы

  44  

Она помахала перед носом Феликса запиской.

Хэнсон пялился на нее, судорожно придумывая, что ему сказать в свое оправдание.

Вдовствующая графиня продолжила:

— Твой подручный лакей пакует свои вещички, : пока я буду собирать твои. Вместе вы можете отправляться куда угодно. Подходящая парочка! Я не желаю тебя больше видеть.

— Но ведь это же смешно, Розалин, — произнес Хэнсон заискивающим тоном.

— Я тебя предупреждала! — повысила голос графиня. — Я тебя предупреждала в прошлый раз, что не потерплю интрижек с другими женщинами, пока ты принадлежишь мне. Что ж! Ты сделал свой выбор.

Теперь можешь убираться вон!

— Не будь смешной, Розалин, — увещевал миледи Хэнсон. — Ты знаешь, что я тебя люблю. На самом деле я хотел переговорить с этой девицей насчет подарка тебе на день рождения. Она искусная вышивальщица…

— Ты лжешь! Лжешь! — вскричала в негодовании вдовствующая графиня, утеряв самообладание. — Как я была глупа, что верила тебе! Не догадывалась, что тебя заботит только то, сколько ты сможешь вытянуть из меня.

Она сделала паузу, чтобы перевести дух. Зеленые глаза ее злобно сверкнули.

— Деньги — вот за чем ты охотился. Но тебя постигнет разочарование. Я аннулирую тот чек, что дала тебе. Ты не сможешь предъявить его раньше понедельника, а к тому времени он не будет стоить и клочка бумаги, на которой написан.

Хэнсон молчал, и тогда она добавила:

— Когда будешь уезжать, оставь здесь все подарки, что получил от меня, иначе я подам в суд, чтобы их у тебя забрать.

— Ты глубоко заблуждаешься, — пытался возразить Феликс. — Позволь мне объяснить… — Тебе нечего сказать мне! — в ярости прервала его жалкий лепет графиня. — Я слишком долго слушала твои байки, развесив уши. Ты все время обманывал меня, и с каждым разом становился все наглее. Теперь этому пришел конец. Убирайся из моего дома или тебя выпроводят силой!

Она направилась к выходу, но у порога задержалась и, обернувшись, резко сказала:

— Я не желаю ни видеть тебя, ни слышать о тебе впредь ни при каких обстоятельствах. Надеюсь, я выразилась ясно?

Когда графиня пересекала холл, чтобы попасть в салон, от нее словно бы летели искры, так она была разгневана. Этого не мог не заметить Роджер, следовавший ей навстречу по коридору.

— Мама! — воскликнул он. — Нам надо поговорить.

— О чем? — спросила вдовствующая графиня. Она вошла в салон и попыталась отдышаться. Она твердо решила не открывать сыну причину того, что ее так взволновало. Графиня знала, что он будет рад услышать о ее разрыве с мистером Хэнсоном и о его позорном изгнании, но меньше всего ей хотелось сейчас доставлять кому-то радость, в том числе и собственному сыну, ибо она с данного момента сразу и бесповоротно возненавидела весь мужской пол, не делая никаких исключений.

Роджер и сам тяжело дышал, потому что он явно спешил сюда.

Проследовав за матерью в салон, Роджер произнес со злостью:

— Какой дьявол надоумил тебя устроить кавардак в домовой часовне?

— В часовне? — Вдовствующая графиня тупо уставилась на сына. Она никак не могла сосредоточиться на том, что он говорит.

— Да, в нашей часовне! Это прекрасный образец архитектуры семнадцатого века, которого не касалась почти ничья рука. Я сказал — почти не касалась, потому что ты бог знает что там натворила!

— Теперь я вспомнила! Феликс хотел устроить в часовне гимнастический зал, потому что там много света и пространства. Он уверял меня, что спортивное оборудование не повредит фрески.

— Неужели в тебе нет ни уважения, ни почтения к этим древним стенам? — с горечью спросил Роджер. Только сейчас до графини дошло, как разгневан ее сын.

— В конце концов, часовней никто не пользовался… — начала было оправдываться она.

— А кто в этом виноват? — задал вопрос Роджер. — Она не пустовала, когда был жив отец, а до него мой дед и прадед, и их предки. Дом господень не предназначен для развлечения твоего ничтожного любовника!

Вдовствующая графиня молча проглотила оскорбление, произнесенное сыном.

— Неужели так мало тебя заботит Кэлвидон, что ты позволяешь уродовать и осквернять его красоту? — допрашивал ее Роджер.

— Кэлвидон! Кэлвидон! Всегда и везде Кэлвидон! — раздраженно воскликнула графиня. — Вы все — и ты, и слуги — печетесь только об этом ветхом доме. Чудовищный, мерзкий музей, полный реликвий, оставленных мертвецами. И папочка твой от тебя ничем не отличался, берег эту гробницу как зеницу ока.

  44