12 
«Но если бы я попыталась раньше, — думала Карен, — если бы…»
«Это сумасшествие, — остановила она себя. — Навязчивая мания самоосуждения женщины, неспособной достичь желаемого. Посмотри на Конни Чанг. Упивалась ли она ненавистью к себе прошлым вечером? Ты доведешь себя до припадка, остановись».
Такси резко затормозило позади автобуса, плюющегося черным дымом, из-за которого на нее пялились морды с рекламы Джона Уэйтца. До Пэн Стейшн оставалось еще три долгих квартала и три перекрестка Тридцать третьей улицы, на которых под таким дождем будет ужасная давка. «Мать твою!..» — выругалась Карен и, наклонившись, прижалась лицом к отверстию в пуленепробиваемый перегородке, отделяющей ее от водителя.
— Сколько будет стоить до Лонг-Айленда? — спросила она.
— До Дж. Ф. К.? — переспросил водитель с приятным певучим акцентом пакистанца.
— Нет, До Рокуил Центра. В Лонг-Айленде. Немного дальше Дж. Ф. К., — солгала Карен. Но она была в отчаянном положении и к тому же сомневалась, хватит ли у нее денег расплатиться за поездку.
Еще одна гримаса успеха: Карен годами не заглядывала в свой банк. Деньги получал ее секретарь, и наличных на карманные расходы ей постоянно не хватало. Она стала делать заначки из стодолларовых купюр, которые перегибала несколько раз и прятала в застегивающиеся на молнии отделения всех своих кошельков. На непредвиденные расходы.
Она заглянула, нет ли заначки в этой сумочке, и, слава Богу, деньги были на месте. Она достала купюру, развернула, разгладила складки сгибов и показала ее водителю, наполовину пропихнув в окошко платы за проезд. Тот жадно посмотрел на деньги и включил счетчик.
— Как поедем? — спросил он. Акцент был все-таки не пакистанским. А это странное болеро на нем было по-настоящему интересно.
Оно было сделано из файя… Нет, он не был пакистанцем. Может быть, афганец? Но те вроде бы ездят на верблюдах, а не на бьюиках.
— Вон туда, до конца, через тоннель, а затем по Л. Ай. И. Не очень далеко, — снова соврала Карен.
Похоже, что добраться до Рокуил Центра можно скорее, чем пересечь Манхэттен. При удаче, если они будут ехать чуть быстрее, то она успеет прибыть к дому Белл как раз к обеду.
Водитель, слава Богу, согласился. Карен указала ему на проезд по восточной стороне вместо привычного — по западной — и снова откинулась на сиденье с тонкой пластиковой прослойкой, скрестив руки на постоянно пустом лоне. «Все будет хорошо, — уговаривала она себя. — Он не будет так уж сильно расстроен, и мы сможем поговорить о приемном ребенке. Может быть, мы не очень молоды по стандартам агентства Спенс-Чапина, но я думаю, что Сид сможет организовать частное усыновление или хотя бы рекомендовать адвокатов, которые помогут это сделать. Проблем с деньгами не возникнет, и они заполучат своего младенца. Все будет хорошо», — повторяла себе Карен. Она все-таки не принимает слова «нет».
Выезд из средней части города через тоннель превратился в сплошной кошмар — так Карен представляла себе последнюю эвакуацию из Сайгона. Такси пристроилось за громадным восьмиколесным грузовиком и вырулило на проезжую полосу. Вонь от выхлопных газов стояла невыносимая. Она наблюдала, как весь этот движущийся металл пытался втиснуться в узкое отверстие тоннеля. У нее возникла дикая ассоциация с медицинскими процедурами, которые ей пришлось недавно перенести. «Ничего хорошего из этого не вышло», — вздохнула она. Как только их машина вжалась в тоннель, наконец-то прекратилась назойливая музыка радиоприемника. Карен прикрыла глаза от мелькающих огней тоннеля и стала ждать, пока двухполосная процессия автомобилей не найдет выхода из Нью-Йорка.
Наконец машина выползла из тоннеля и двинулась по направлению к Л.Ай. И. Моросящий доселе дождик перерос в ливень. Еще через двадцать минут по радио сообщили, что Ван Уик Экспрессуэй будет затоплен и то же случится с Б. Кью. И. Инфраструктура города разваливалась ко всем чертям.
— Скорее! — понуждала она шофера, пытаясь одновременно избежать опоздания и возможных неприятностей из-за ливня. — Скорее! — повторила она еще громче, заставляя себя верить в то, что как только она доберется до материнского дома, все утрясется к лучшему.
3. Сделано из другого материала
Карен Каан, урожденная Липская, была удочерена Белл и Арнольдом Липскими в три с половиной года. О своем раннем детстве у нее сохранились лишь обрывки воспоминаний. Она ничего не помнила о том периоде, который предшествовал ее жизни в Бруклине на Оушен-авеню в доме 42–43 с Белл и Арнольдом. Так ли это на самом деле или нет, но она считала, что травма от смены одного родительского дома на другой — достаточная причина для ранней детской амнезии. Девочка смутно осознавала, что ее удочерили, но настоящие воспоминания Карен начинались с Белл. Белл толкает ее прогулочную коляску вдоль Оушен-авеню по направлению к Проспект-Парк. Будучи почти четырехлетней девочкой, она переросла коляску, но, по-видимому, Белл очень хотелось, чтобы Карен побыла еще младенцем.
12 
