110 
Ближе к вечеру барон наконец-то вернулся.
Было видно, что он чрезвычайно доволен собой.
— Завтра мы уезжаем, — заявил он. — Я раздобыл лошадей.
Он взял обе мои руки в свои и поцеловал их. Затем привлек меня к себе, обнял и рассмеялся.
— Мы почти прорвались! — воскликнул он.
— Как вам это удалось? Ведь лошадей нигде нет.
— Подкуп. Как видишь, это возможно даже в самых дисциплинированных армиях.
Я затаила дыхание.
— Вы имеете в виду… немцев?
— А что, немцы не люди? Похоже, деньги по-прежнему правят миром. Как хорошо, что я располагаю достаточным количеством этого средства воздействия. Кендал! Где ты? Иди сюда! — закричал он. — Мы уезжаем! Мы едем за город! Мы отправляемся в путь на рассвете! Жанна! Жанна, где ты? Собирайся. Лошади будут здесь завтра утром. Я хочу выехать, как только взойдет солнце. Кейт, вы с Жанной поедете верхом, в мужских седлах. Я возьму мальчугана.
Как же все были взволнованы! У нас еще оставалось немного хлеба, которым мы и поужинали, макая его в вино. Больше ничего не было, но нас это нисколько не беспокоило. Ужас закончился. На следующий день нам предстояло покинуть Париж. Так сказал барон, и мы верили, что он способен на все, что угодно, каким бы невероятным это ни казалось.
Гавань страстей
С какой радостью я покинула этот некогда прекрасный город! То, что нам удалось бежать, казалось чудом. Позднее я поняла, что это чудо, как и многие другие, могло произойти лишь благодаря непоколебимой воле и кипучей энергии Ролло де Сентевилля.
Люди на улицах походили на живых мертвецов, никак не напоминая тех жизнерадостных говорливых французов, какими я знала их до осады. Выпавшие на их долю испытания сделали этих людей озлобленными и растерянными. Было видно по всему, что ожесточенными душами они готовятся к новым несчастьям.
Барон не только раздобыл лошадей, но и нанял проводника, видимо, одного из пособников неприятеля. Этот негодяй взялся провести нас через город. Я сочла за лучшее воспринимать все как оно есть и не задавать барону лишних вопросов.
Мы избрали кратчайший путь, чтобы как можно скорее вырваться за пределы умирающего Парижа.
Когда мы проезжали мимо Люксембургского сада, на меня нахлынули воспоминания. Я будто видела воочию пламенеющего в небе воздушного змея, а когда покосилась на Кендала, то была с особенной силой поражена степени изможденности своего ребенка. Его ручки были истонченными и походили на палочки, а ведь, казалось бы, совсем недавно выглядели такими гладкими и округлыми… Мальчик был сосредоточен и при этом держался очень прямо, вне всякого сомнения, представляя себя на воображаемом белом пони, которого барон «подарил» ему на Рождество. В его глазах светилась жажда жизни, и я подумала о том, что он, несомненно, будет еще и крепок, и здоров.
Барон то и дело поглядывал на меня, будто желая убедиться, что я все еще рядом. И улыбался, покачивая головой. В его лице читалась та же авантюрная решимость, которую я заметила в глазах Кендала. Они и в самом деле невероятно схожи.
И еще я знала, что у нас все получится.
Так и вышло.
Когда городские кварталы остались позади, барон расплатился с проводником и мы остались одни. Я с наслаждением вдыхала чистый деревенский воздух. Добравшись до ближайшего постоялого двора, мы сделали остановку и немного подкрепились. Здесь нам мало что могли предложить, но по всем признакам это был и не околевающий от голода Париж. Барон попросил, чтобы нам приготовили постный суп.
— Для начала, — пояснил он. — Мы теперь будем есть часто, но понемногу.
Суп показался мне необыкновенно вкусным. Еще нам подали горячий хлеб, и я подумала, что в целом мире не может быть ничего более аппетитного. Остальные, несомненно, разделяли мое мнение.
— Пора в путь, — распорядился барон. — Чем скорее мы доберемся до Сентевилля, тем лучше.
Путешествие было весьма и весьма небезопасным, так как повсюду встречались неприятельские солдаты. Но они не обращали на нас особого внимания. Мы не представляли для них интереса, мужчина-инвалид, две изможденные женщины и ребенок. Что с нас можно было взять?
— Как бы то ни было, — сказал барон, — по возможности будем избегать общения с немцами.
На очередном привале мы ели хлеб с сыром, которые барону удалось купить еще в Париже. У нас с собой было совсем мало еды, но, как сказал барон, после таких лишений все равно нельзя было объедаться.
110 
