ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  44  

Верона не играла в теннис и не могла из-за жары просто гулять. Это ее здесь не устраивало больше всего. К тому же место, где стоял лагерь, было просто перекрестком грубых дорог и песчаных тропинок. Какое уж тут гулянье!

Больше всего Верона скучала по деревьям. Огромное пространство песчаной пустыни и грубые очертания холмов за лагерем угнетали ее. В этом не было ничего привлекательного.

Художник пробуждался в ней только к закату, когда озеро выглядело по-настоящему красивым и преображенным – почти фиолетовым. Красиво было и в полнолуние. Верона радовалась ярким, почти неземным египетским ночам. Все было хорошо до тех пор, пока она смеялась или болтала с Форбсом, или еще с кем-нибудь. Но когда Верона была одна, то замечала, что вокруг нет ничего, что она любила в прошлом. И Египет казался самой недружелюбной страной в мире. Когда Форбс засыпал, Верона чувствовала абсолютное отсутствие духа. Ее ужасала безбрежная тишина пустыни, прерываемая лишь продолжительным тявканьем собак – этих тощих жалких голодных животных, которые слоняются вокруг лагеря, и отчаянно лают на луну.

Верона внимательно оглядела свою комнату.

В мягком свете она выглядела не так уродливо, как днем. Прежде, чем одеться, Верона убралась, Форбс помогал ей. Он уже оделся в белый смокинг и пошел к майору Кинтелу за сосудами для коктейля. Участники вечера были приглашены домой к Джеффертонам немного выпить перед тем, как пойти в клуб.

В комнате ничего не было, кроме двух картин на стенах, что напоминало Вероне о том, что она когда-то была художником. Ее краски и материалы были упакованы на дне саквояжа в одном из настенных шкафов.

Этим вечером, несмотря на усилия, ее мысли часто возвращались к Стефану.

Как много времени прошло с тех пор, как она виделась с ним в картинной галерее! Два года или двести лет?

С тех пор Верона не имела никаких вестей от Стефана. Но Эвелин Тернер регулярно передавала новости о его жизни. Эвелин единственная из всей старой компании регулярно писала Вероне. Стефан никогда не писал сам. Казалось, Эвелин получала удовольствие, сообщая Вероне, что Стефан вспоминает о ней. Он, видимо, не хотел контактировать с Вероной напрямую, но не забыл ее. Эвелин писала, что он часто спрашивал, где она и как поживает, что он отказался продавать все сделанные с Вероны наброски, и что они висят на видном месте в его мастерской.

Стефан стал занятым и известным художником. Он считался одним из самых удачных среди молодых портретистов. Он больше не жил в убогой комнатке на Глочестер-роуд и не вел небрежное существование. Как описывала Эвелин, он жил в райской квартире-мастерской на верхнем этаже в доме на Тайт-стрит с окнами, выходящими на Темзу, и за ним присматривала прекрасная горничная-повар. Верона читала это с болью и вспоминала, как сильно Стефан любил реку и мечтал жить возле нее, не смотря на влагу, туман и все прочие неудобства от близости воды. Он любил смотреть на огромные прожекторы, освещающие другую сторону реки. Эвелин не заставляла Верону гадать охотно ли и как дорого покупали портреты Стефана. Эвелин рассказывала, что ее друг остался таким же, каким и был. Он прихорашивается только для официальных встреч, которые старается избегать, так как светская жизнь ему не нравится. В своей же мастерской Стефан ходит в тех же потрепанных бриджах и в свитере. Он дал несколько вечеринок для высшего общества, собирал вместе своих старых и новых друзей. Стефан был таким же логичным, любящим поспорить, называл вещи своими именами. Но Эвелин писала, что женщина, которая рекламировала его портреты, казалось, наслаждалась их едкой честностью. И если его портреты не всегда льстили, они, во всяком случае, имели индивидуальность, которая принесла ему приз от критиков. Стефан делал себе имя, писала Эвелин, не потому, что он рисовал так хорошо, но потому, что он имел сверхъестественную сноровку в воспроизведении личной индивидуальности своих героев – именно то, что заставляет людей не отрываясь смотреть на картину и ловить очаровательный проблеск души, спрятанный под маской.

Две картины Стефана были вывешены в Академии: хорошо известный Вероне ее портрет и небольшая, написанная маслом картина «Дьеппская гавань».

Верона читала газетные отчеты о выставках.

Было забавно видеть, как критики единодушно высоко оценивали работу Стефана Беста. Некоторые абзацы Верона читала по несколько раз и знала их наизусть, в том числе и рецензию на ее «Дьеппскую гавань»: «Эта изысканная небольшая картина с обилием изобразительных деталей четко раскрывает хороший вкус молодого художника и хорошее чувство цвета».

  44