— Не стрелять! — взревел я. — Кто выстрелит, лично повешу на рее!
Купец, логично приняв меня за защитника, бухнулся на колени с такой прытью, что доски палубы чудом не треснули:
— Пощадите! Не губите! Отца деток малолетних не губите! — с пулеметной скоростью затараторил толстяк. — Мирный я, честный торговец! Нет на мне зла и крови! Детский налог плачу, как все, в военные странствия не хожу, ничего, кроме рынков и портов, не видел никогда! Не оставьте малых деток сиротами! Честных деток, вычитных, кровинушек моих!
— Что за «вычитных»? — растерявшись от такой скороговорки, буркнул я, угрожая кулаком в сторону «Страха».
— Тех, которые после уплаты налога остались, — уже чуть смелее ответил купец.
Я ровным счетом ничего не понял, о чем и сообщил:
— Что за налог? Отвечай понятно.
— Ваша милость, все мирные обыватели у нас платят полный детский налог. Первенца положено отдавать, четвертого и седьмого ребенка.
— Кому отдавать?
— Серым, кому же еще.
— Серым?
— Тем, кто служит неназываемым, — приглушенно пояснил купец и суетливо перекрестился наискось, оглянувшись через левое плечо.
— Жрецам темным?
— Ну да. Наверное, вы так их называете.
— И зачем им ваши дети?
Купец совсем сник и еле слышно ответил:
— Про то не говорят, а слухам большой веры нет. Но платят налог все. Военные освобождены, но не полностью. Полное освобождение только за великие заслуги дают. Простым воинам своего третьего ребенка положено отдавать, а из походов должен привезти двух детей, иначе придется своими платить. И еще послабление есть, что отдавать можно не от жены, а от рабыни-наложницы. Правда, в таком случае придется отдавать троих вместо одного. А для нас, купцов, никаких послаблений нет.
— И ты отдавал своих детей каким-то жрецам?
Купец молча кивнул, еще ниже опустив голову.
Стоя над ним, я представил, как этот человек отдавал своих новорожденных детей жрецам в серых хламидах. Вспомнил подземелье храма, набитое тварями, пленниками и «пустыми сосудами». Младенцев мы там не видели, но это еще ничего не значит. Далекий остров — может, не довозят «скоропортящийся товар».
А каково было матери при этом…
Раньше я считал себя добрым человеком, но в последнее время начал в этом сомневаться. Руки у меня если не по локоть в крови, то по запястья точно. Я убивал сам и приказывал это делать другим. Случалось это не раз, и, судя по всему, так будет продолжаться и дальше. Не со зла делаю, а вынужден подчиняться обстоятельствам.
Собираясь брать этот корабль на абордаж, я не задумывался о судьбе команды. На борту враги, а с ними привык поступать просто. Нам нет смысла брать их в плен, место в трюмах нужно для мастеров, да и припасы переводить на демов глупо. Перебить всех, и за борт — самый оптимальный вариант завершения абордажа. Но, глядя сейчас на умоляющего о пощаде купца и представляя при этом, как он трясущимися руками передает новорожденного ребенка молчаливому серому жрецу, я понял, что не вижу в этом человеке врага.
Странно, а ведь раньше слова «южанин» и «дем» для меня были синонимами. Первый раз вижу безобидного представителя этой, если так можно сказать, расы.
— На корабле много бочек?
— Несколько найдется, — удивленно ответил купец.
— За борт их, скрепите досками и канатами, получится плот. До острова недалеко, как-нибудь доберетесь. Быстрее выполнять, потому что ваш корабль мы утопим.
— Вы не будете нас казнить? — не веря своему счастью, уточнил толстяк.
— Не буду. Но шевелитесь, пока я не передумал.
Уже через минуту закипела работа. Команда захваченного судна работала так, как, наверное, никогда в жизни. Искоса поглядывая на их суету, я пытался убедить Саеда, что нам не нужна их смерть. Без корабля они не смогут быстро добраться до материка и передать весть о появлении северян, так что никакой опасности не представляют.
Убеждаться он не желал, а желал казнить всех до единого разнообразными способами. В его кровожадных замыслах даже место строящемуся плоту нашлось. Но я умею настаивать на своем.
В тот миг мне казалось, что поступаю правильно, сохраняя жизни этим людям. Возможно, глупость совершаю и очень скоро об этом пожалею. Откуда мне знать? Я как был чужим в этом мире, так и остался, а новые знания лишь новые вопросы порождают.
Чем больше знаю, тем больше не понимаю…