очень нудно 
2 
Сразу лицо холодом обожгло, но холод этот только взбодрил ангела. Пошел ангел вниз, к домику Захара. Под ногами снег скрипит, да и сам воздух, казалось, тоже скрипит вокруг.
Дошел. Постучал в окошко. Только уселись они втроем за стол, только мяса нарезали, как снова вьюга началась.
— Ну ничего, — сказал Захар. — У нас переждешь. Тут-то, поди, теплее, чем у тебя там в коровнике?
— Теплее, — согласился ангел.
За окном бесилась вьюга, а ангел с Петром и Захаром ели мясо и говорили. Мясо было жестче обычного, из запасов. Свежего Захару из-за погоды не привозили, но печь коптильную он топил исправно, ведь его запас дров был побольше, да и, привыкший к теплу, отвыкнуть от этого, может быть излишнего, тепла он не хотел и не мог.
За окном быстро стемнело, и Захар зажег свечу.
— Слышь, ангел, — спрашивал Петр, — зачем зима нужна? А? Чего от нее хорошего?
«А действительно, зачем? — задумался ангел. — Будь от нее какая польза, так и в Раю бы она была, но там ведь вечное лето!» — Не знаю, — признался ангел после размышлений.
— А я знаю, — сказал Захар. — Эт чтобы от зла людей удерживать.
— Да как же она удерживает? — спросил Петр.
— А холодом и удерживает, — говорил Захар. — Хочет человек какое зло сделать, а не делает, потому что ему выходить на холод или в метель страшно.
Подумал ангел над словами печника, и показалось ему, что прав печник. А кроме того, легко объяснялось теперь отсутствие зимы в Раю — там ведь никто никому зла не делает, а стало быть, удерживать некого. А значит, и зима не нужна.
Говорили они еще долго, а потом спать улеглись.
А утром разбудил их стук в окно.
— Эй, Захар, у тебя ангела нет? — спрашивал кто-то. Поднялись и Захар, и ангел. Подошли к окну. Попытались рассмотреть — кто это там ангела ищет, но ничего не увидели сквозь заиндевевшие морозные узоры. Однако тихо было на дворе, значит ночная вьюга к тому времени окончилась.
Отпер Захар двери. В сени ввалился красный с мороза горбун-счетовод.
— У тебя ангел-то? — отдышавшись, снова спросил он.
— Ну, У меня, — ответил Захар. — А тебе он зачем?
— Да там Архипка-Степан умирает, просил его — хочет перед смертью с ангелом поговорить.
— О Господи, — вырвалось у Захара. — Чего ж это он помирает? Случилось что?
— Нет, — ответил горбун. — Сам решил помереть. От тоски, сказал.
Ангел быстро надел одолженный предыдущим утром кожух и вышел во двор. Горбун за ним.
— Я счас тоже подойду! — крикнул им вслед Захар. В самом углу человеческого коровника, того же, где и ангел жил, лежал на лавке АрхипкаСтепан, накрытый несколькими шинелями и кожухами. Вокруг него сидели на лавках и на корточках новопалестиняне, сидели и молчали, горестно поглядывая на Архипку.
Ангел подошел несмело, стал у изголовья и поймал на себе тусклый, но радостный взгляд умирающего.
— Пришел… — тихо произнес Архипка-Степан. — Присядь тута.
Ангел присел на ту же лавку.
— Слыхал? Я умирать решил, — сказал Архипка-Степан слабеющим голосом.
— Зачем? — спросил ангел.
— Да тоскливо стало. Без толку живу, — признался Архипка-Степан. — Уже столько лет маюсь, вот и решил — хватит! Я тебя вот что спросить хотел: как там, в Раю? А?
— Хорошо там, — прошептал ангел. — Тепло. Хлеб вкусный — белая паляница.
Архипка-Степан облизнул свои пересохшие губы.
— А меня туда впустят?
Ангел задумался. Казалось ему, что должны впустить Архипку в Рай, ведь ничего плохого он никому не сделал, да и наоборот: сам же привел сюда людей, к лучшей жизни стремившихся, вместе с ними строил эту жизнь. Правда, потом действительно затосковал и вроде как ничего больше не делал, только лежал на лавке или сидел на траве летом и тосковал.
— Слышь, впустят? — повторил свой вопрос Архипка-Степан.
— Наверно, — ангел кивнул.
Архипка-Степан улыбнулся. Лицо его было иссиня-желтым, и улыбка эта словно натянула на его лице ссохшуюся от тоски кожу. Ангел, глядевший на АрхипкуСтепана, даже испугался, подумав, что не выдержит ссохшаяся кожа и лопнет.
— Может, молочка попьешь? — спросила жалобным голосом одна крестьянка, наклонившись над умирающим.
Архипка-Степан мотнул головой, отказываясь, потом закрыл глаза.
К вечеру он действительно умер. Из второго человеческого коровника приходили с ним взглядом попрощаться. Молчали. Бабы тихонько выли по углам, сами себе закрывая рты, чтобы не могли вырваться наружу их страдания.
2 
