Последние отзывы

  43  

Вконец измученная всеми этими мыслями, Тони легла в постель в полной уверенности, что не заснет. Но едва она закрыла глаза, как почувствовала его губы на своих губах, стало тепло и уютно, и она незаметно погрузилась в сон.

Гаррет остановился у походной кровати, на которой спала Анжелика. Настроение у него было паршивое. Анджи очень нравится спать у него в кабинете. Ему — ничуть. Кто знает, каких только гадостей не понарасскажет Тони про мужчин эта старая карга, устроившаяся у него в спальне.

В павильоне было тихо, голоса смолкли, свет потушен. Завтра трудный день.

Гаррет поднял с пола плюшевого мишку, пристроил его рядом с Анжеликой и лег на свою раскладушку.

Конечно, всякое бывало. Однажды осенью он ночевал под открытым небом в одной куртке — в горах бушевала непогода, и идти дальше было опасно. Пришлось устраиваться на довольно крутом склоне. Он всю ночь ворочался, стараясь улечься среди острых камней, впивавшихся то в бок, то в спину, и ему все время казалось, что он вот-вот покатится вниз. Случалось ночевать и в протекающей палатке. Бывало, что палатка неожиданно падала на голову под тяжестью выпавшего ночью снега. И все-таки никогда не было так плохо, как сейчас.

Черт, опять он ее поцеловал. Никакой силы воли. Размазня, а не мужик! Хотя при чем тут размазня? И сила воли тут ни при чем? Нет, честное слово, он сошел с ума.

Это стало ясно в тот миг, когда она сказала, что не может остаться, а он не нашел ничего лучшего, как спросить: почему?

Как будто и так не ясно. Потому что у него в таблице она не получает ни одного очка. Ни единого. Хотя нет, одно есть.

За красоту. И еще одно — за то, как она целуется.

Будем считать, все к лучшему. Эта ведьма не успокоится, пока не увезет Тони обратно в Сан-Диего. И он тоже не будет знать покоя, пока это не произойдет.

Ему представилось лицо с широко открытыми, как у ребенка, глазами, в которых играет пламя свечи. Ее губы. И как они целовались. Черт, несколько поцелуев украдкой в снежном убежище — и вся жизнь под откос.

«Я научу», — так, кажется, он сказал в то ослепительное мгновение.

И вдруг перед глазами сами собой поплыли картины. Вот он ведет ее за руку и показывает ей свой мир. А вот они стоят вдвоем на Опаловой горе, вокруг — цветущий бело-розовый вереск и, куда ни посмотришь, сплошное море цветов.

Наверное, она запела бы «Я и Бобби Макги». Нет, лучше не эту песню про человека, который упустил самое драгоценное в своей жизни и понял это, когда было слишком поздно. Боб Сигер тоже не подходит — у него грустные песни. «Кум-ба-я» — эта годится. Это песня надежды. Стоя среди цветов, Тони будет петь ему песню надежды.

С мыслью об этом Гаррет заснул.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Тони проснулась с тяжестью на душе. В комнате было сумрачно, за окнами темнели низкие облака. Надвигалась буря. Если б она была только за окнами, если б так не теснило грудь… Что ж, Тони знает, что ей делать.

Что бы там ни было с ювелиром, она уедет отсюда. Уедет немедленно.

Она не провела тут и трех суток, а в ее жизни наступил полный бардак. Она ничего не понимает. Конечно, сутки или двое ничего не изменят…

Нет, надо уезжать.

Все эти мечты о любви, о привязанности… А этой ночью она снова видела тот сон, как они стоят на берегу реки, и, проснувшись, в самое первое мгновение она еще чувствовала, как душа трепещет от ощущения близости с этим человеком.

Это расслабляет, превращает ее в одну из тех женщин, на которых она всегда смотрела свысока. На которых мадам Йелтси всегда смотрела свысока. Одну из тех, что готовы пожертвовать всем ради мужчины.

Тони хотела было встать и тут же юркнула обратно под одеяло — в комнате стоял ледяной холод. Они не догадались подбросить дров в печь перед тем как лечь спать.

Дрова и печь. Вот именно поэтому она и не может здесь оставаться.

Дрова да печь, печенье да снежная баба.

Это не для нее, и она никогда к этому не привыкнет. Никогда.

О том, какие у него глаза, и думать не смей, приказала Тони самой себе и включила маленький приемник у кровати, чтобы направить мысли на что-нибудь другое.

Удивительно, но по радио пел Сигер. Тони захватила самый конец песни. Отзвенела и замерла последняя нота, продолжая звучать эхом в сумрачной душе Тони.

Объявили время, и она наконец спохватилась — уже десять часов. Она проспала! Гаррет подумает, что она неисправимая лентяйка.

  43