... 
49 
Одетая в простые джинсы и толстовку, свой пуховик она оставила перед входом в комнату для допроса. Ни макияжа, ни стильно уложенных волос; ее внешний вид не бросался в глаза, причем никогда. Ее худощавое телосложение стало не результатом строжайшей диеты, а скорее следствием попытки питаться правильной, а следовательно, дорогой пищей, львиную долю которой она отдавала Джиму; сыграла роль и простая забывчивость, чрезмерная увлеченность работой. Но двигалась Милли с грацией и достоинством, держа голову высоко поднятой на хрупкой лебединой шее, и не была обделена женскими прелестями: маленькой симпатичной грудью, тончайшей талией и плавным изгибом бедер. Посади ее рядом с Давиной Танбалл, и увидишь настоящую красоту рядом с подобием. Даже в одежде из дешевого универмага Милли притягивала взгляды; одевайся она на Пятой авеню[26] — ей бы предложили сниматься в кино.
— Зачем я здесь? — спросила она Кармайна.
— Выяснились некоторые факты о Джоне Холле, Милли. Ты никогда не говорила нам, что он за тобой ухаживал в Калифорнии, дарил дорогие украшения и… поцеловал тебя, если не больше.
Она побледнела так сильно, что Кармайн едва не встал с кресла, чтобы подойти к ней, но Милли быстро пришла в себя и вздернула подбородок.
— Это мое личное дело, капитан, и ничье больше.
— При расследовании убийства? Когда тот, кто ухаживал за тобой, стал жертвой? Не убедительно, доктор Хантер, и ты это знаешь. У тебя была связь с Джоном Холлом?
— Нет, — уверенно ответила она. — Он поцеловал меня один раз и против моей воли. Он тогда как раз сказал мне, что жемчуг настоящий, а брошь — с бриллиантами. Я, естественно, думала, что это все искусственное, но когда он меня поцеловал и признался в любви, тогда и назвал их истинную стоимость. Я ответила, что не могу ответить ему взаимностью, и вернула подарки. — Милли вздрогнула. — Один из худших дней в моей жизни.
— Насколько я понимаю, вы с мистером Холлом во время поцелуя были замечены твоим мужем и он сорвал у тебя с шеи жемчуг. Он обвинил тебя в измене, — закончил Кармайн.
— Нет, я не верю, будто в глубине души Джим счел меня способной на измену, — проговорила Милли хриплым голосом. — Он заревновал и потому пришел в ярость. Но Джим не настолько темпераментен, он скорее хладнокровен. В итоге, когда к нему вернулась способность рассуждать здраво, он тотчас понял, что я невиновна.
«Объяснение в духе женской драмы, со словами „измена“ и „невиновность“, — подумал Кармайн. — Странно, но они сглаживают по — настоящему взрывоопасную ситуацию, один из худших дней в ее жизни. Она возненавидела Джона Холла за то, что из — за него на нее, идеальную жену, обрушились ярость и разочарование Джима?»
— Когда это случилось, если брать за точку отсчета пребывание в Лос — Анджелесе? — спросил Кармайн. — Мы знаем об операции, которую перенес твой муж, и о средствах, одолженных Джоном Холлом. Операция прошла в июне пятьдесят девятого.
— Мы уехали из Калифорнии в августе шестидесятого, — медленно начала говорить Милли. — А Джон признался мне за шесть месяцев до этого — получается, где — то в конце февраля.
«Ух ты! — Кармайн был изумлен. — Он сказал, что все произошло за день до их отъезда в Чикаго, она говорит — за шесть месяцев. Врет Хантер, не Милли. Но почему?»
— Значит, последние полгода в Лос — Анджелесе вы провели без Джона Холла?
Теперь она изумилась.
— Все осталось так же, как и прежде, — ответила она. — Почему бы и нет? Это было временное помрачение, капитан. Джон извинился перед Джимом, на том и закончилось. — Милли наморщилась. — Минутное ослепление.
— И как ты себя чувствовала после случившегося?
— Я? Обрадовалось, что все утихло. Я не была столь жизненно важна для Джона, как Джим. — Руки Милли ни на миг не замирали, словно силились передать то, чего не могли передать слова. — Понимаете, Джон был одним из тех, кто преклоняется перед гениями, и каждый раз, видя Джима, он ему поражался. В их отношениях не было ничего гомосексуального, но все же они крепко привязались друг к другу, очень крепко. Согласно моей теории, Джон мог соперничать с Джимом только в одном — в своей привлекательности для женщин, и потому поставил себе такую цель: украсть что — нибудь у гения, хотя бы его жену.
— Звучит так, словно жена для гения совершенно не важна.
— Нет — нет! Я не говорю, что не важна для Джима! Но жена для гения — нечто отдаленное, по крайней мере, так думал Джон Холл. Он полагал, что я в жизни Джима для того, чтобы тот носил не только фиговый листок, регулярно питался и чувствовал мое женское тело рядом в кровати. Именно в Калифорнии Джим испытывал сильнейшие проблемы со здоровьем, и потому там я не могла в полной мере проявить себя как его коллега. Джон упустил из виду тот факт, что я тоже биохимик и это позволяет мне помогать гению так, как другие жены не способны. Пока мы не вернулись в Чабб, я была главным лаборантом Джима, хотя никогда не упоминалась в его работах. Сейчас у него так много прислужников, что в моей помощи он больше не нуждается. — Она улыбнулась. — Тем не менее иногда я прихожу к нему после одиннадцати ночи, когда он совершенно один, и работаю его лучшим лаборантом. Со мной никто не сравнится. — Милли остановилась, и неожиданно ее глаза наполнились слезами. — Джон никогда этого не понимал. А Джим, когда успокоился, осознал причину произошедшего — украсть у гения.
49 
