ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

В постели с врагом

Интересный, чувственный роман с самодостаточными героями >>>>>

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>




  37  

Сняв верхнюю одежду, Делия взяла бокал хереса и подошла к зеркальному окну, занимавшему большую часть стены гостиной, полюбоваться зимним пейзажем. На каменистом побережье виднелись причудливые глыбы льда — осколки придрейфовавших с арктическим течением махин; соленая вода же, несмотря на низкую температуру, не замерзала, а деревья красовались своим кружевным серым остовом. Снега было мало — меньше, чем льда, потому что за два дня до Рождества на Холломен обрушился настоящий ледяной шторм, украсивший карнизы и ветки деревьев сосульками, свисающими и до сих пор. Лонг — Айленд виднелся, но едва — едва. Небо затянули свинцовые снежные тучи, погода ухудшалась. Восхитительно! Делия любила свой вид на побережье в любую погоду и молилась, как и остальные жители Миллстоуна, чтобы в этот год их посетил сильнейший шторм и вернул на побережье песок. Песок был смыт двенадцать лет назад в ходе какого — то цикла: местные янки клялись, что он вскоре вернется.

Накануне Делия сварила большую кастрюлю горохового супа. «Вот одно из счастливейших преимуществ пребывания в статусе незамужней женщины», — думала она, уплетая суп с тостами, намазанными маслом. Можно пукать хоть целую ночь напролет и не обидеть этим ничьего обоняния, кроме своего собственного.

Слова этой ужасной Давины Танбалл преследовали Делию, пока она загружала тарелку, миску и чашку в посудомоечную машину. «Похудеть на пятнадцать килограммов! Питаться листьями латука и черным кофе вместо горохового супа и тостов с маслом? Да я легко сделаю ее на ста метрах, эту самодовольную сучку! Мои ноги, может, и недостаточно хороши для билбордов с Таймс-сквер, но зато созданы для использования, а не для их созерцания».

Кармайн смотрел на такой же зимний прибрежный пейзаж, но его был гораздо оживленней, так как включал в себя гавань и судна. Лед покрывал побережье Восточного Холломена, но ледоколы вовсю расчищали проход для танкеров с горючим. Свинцовое небо обещало много снега, однако макрель не показывалась на поверхности, а значит, штормового ветра, наметающего сугробы, не будет.

Кармайн словно забыл о входной двери, замерев на территории в два акра, которую называл домом, — ему нужно было почувствовать соленый морской воздух и ощутить, что мир шире, чем нависшая над ним в своем худшем проявлении действительность: близкие кровные родственники оказались замешанными в преступлениях, а он и его детективы давали присягу проводить беспристрастное расследование. Ему придется отторгнуть все личное в отношении Джима и Милли Хантер, включить их в круг остальных подозреваемых и признать, что на данный момент ситуация складывается не в их пользу.

Хуже всего — Кармайн так до сих пор и не побеседовал с большинством свидетелей преступлений, и уже не побеседует, если только не заберет у Эйба Голдберга расследование убийства на званом ужине Танбаллов. А этого делать нельзя. Нельзя при обычных обстоятельствах, но два данных дела неразрывно связаны орудием убийства — неизвестным нейротоксином доктора Милли Хантер. К счастью, Кармайн может встретиться со всеми вовлеченными в смерть Джона Холла благодаря подобной смерти Томаса Тарлетона Тинкермана; со всеми, кроме Уды, с которой он безумно хотел пообщаться. В чем бы ни была замешана Давина, прислуга приложила к этому руку. А значит, если Давина и есть отравитель, то преступление совершено не без участия Уды.

Следующим на допрос ждали доктора Джима Хантера, завтра в девять утра в кабинете Кармайна. Дети из Восточного Холломена раньше называли Джима Гориллой — плоский нос, широкие ноздри и, конечно же, черная — черная кожа. Какими жестокими бывают дети! В 1950‑м, еще до волн эмиграции чернокожих с юга, для детей Восточного Холломена Джим Хантер был все равно что пришелец с Марса. Холломен начал становиться «черным» в пятидесятых годах, когда такие промышленные магнаты, как Парсонсы и «Корнукопия», осознали преимущества новой рабочей силы: трудолюбивой и благодарной за стабильный заработок, пусть даже меньший, чем у белых. Население Ямы всегда было чернокожим, но не пользовалось большой популярностью. Штаты Джорджия и Калифорния оставались их домом, но там не нашлось работы — юг не был индустриальным даже в 1969‑м.

Кармайн отклонился от темы. Вернуться к Джиму Кейту Хантеру, чрезвычайно многообещающему афроамериканцу, которого надо спасти ради того чернокожего мальчика, важного для Холломена в 1950‑м и оказавшего значительное влияние на семью Патси. Какая ирония, что капризы судьбы вернули Джима назад, где он по — прежнему стал вести жизнь бедного чернокожего. Только его книга должна была вытащить его из долговой ямы и одарить счетом в банке, обещающим симпатичный дом, оплату дневной школы Дормер для его детей и свободу для Милли. В свои тридцать три они наконец пришли к той точке, когда вероятный успех сулит обеспеченность. И все — таки не при Тинкермане!

  37