Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
40 
– Ты… ты куда-то собираешься?
– Да. Я уезжаю, и, разумеется, ты поедешь со мной. Доедем до аэропорта, а там наши дороги разойдутся. Тебя ждет Лондон, меня – Париж. Но сперва мне нужно поговорить с дедом.
– Данте…
– Не трать понапрасну слова, – велел он холодно. – Думаю, все нужное уже сказано. Разве что могу поблагодарить, что ты так убедительно сыграла роль моей невесты, но сейчас я пойду к Джованни и скажу, что между нами все кончено, в конце концов, кому, как не ему, знать, что ни один брак не выживет, если в нем нет любви. Если подпишешь обязательство хранить все в тайне, можешь оставить себе кольцо. Оно стоит весьма приличную сумму.
– Не стану я ничего подписывать, потому что в любом случае не собираюсь никому ничего говорить. Да и зачем? Мне в этой истории нечем гордиться. – Ее голос дрожал, а сама она устало разглядывала огромный бриллиант, пытаясь угадать, сколько он стоит. Может, действительно оставить и продать, потратив вырученные деньги на помощь тем, кто в ней действительно нуждается? И не лучше ли, чтобы он считал ее алчной и жадной до денег? Чтобы у него появилась еще одна причина ее ненавидеть? – Ива заставила себя улыбнуться. – Но кольцо я оставлю.
Даже не пытаясь скрыть презрения, Данте отвернулся.
– Как скажешь. А теперь собирай вещи и одевайся.
Глава 13
Эйфелева башня переливалась золотым и синим, но на темном небе не светилась ни одна звезда, улицы были пусты, а от вившейся под окнами Сены веяло холодом.
Обернувшись, Данте увидел, как к нему в кабинет ворвался помощник.
– Рене? В чем дело?
– Вас ждут на вечеринке в «Рице», – Рене озадаченно посмотрел на часы, – которая началась уже десять минут назад.
Данте лишь рукой махнул.
– Позвони и скажи, что меня задержали дела и я вряд ли вообще появлюсь.
– Если настаиваете, – осторожно начал помощник, – но это же вечеринка в честь дня рождения герцогини, и вы знаете, как она жаждет вашего общества.
Точно, знает. Данте откинулся на спинку кресла. Все и всегда его хотят, и в первую очередь женщины. Кроме одной-единственной. Сжав губы, он уставился в стену.
Кроме одной-единственной несносной женщины, которая ясно дала понять, что не хочет иметь с ним ничего общего.
– Что-то не так, шеф?
Оглянувшись, Данте подавил желание все рассказать. А ведь это совсем не в его духе… Но ведь он обычно и не чувствует, как на сердце давит непосильный груз, ведь так? Да и жизнь не кажется пустой и никчемной, словно в ней не хватает самой основы мироздания, без которой он всего лишь жалкая неоконченная половинка. Данте зажмурился. И как ему только в голову пришло, что жестокий отказ бессердечной блондинки заставит его образумиться? Или что он сумеет запросто ее забыть? Что ж, как бы там ни было, он серьезно ошибся, а ошибаться он никогда не любил.
Но сколько же в ней все-таки противоречий… В его руках она была нежной и страстной, охотно познавая радости секса. Данте вспомнил ее едва ли не детское удивление, когда он водил ее завтракать на Шелтер-Айленд, как она очаровала деда и превратила Наталью в настоящую красотку. А еще пробудила в нем сумасшедшую надежду, а заодно мимоходом заставила поверить, что все, о чем он раньше не смел и мечтать, действительно возможно. Он до сих пор помнил, как преобразилось ее лицо, когда он сделал ей предложение, а на глаза навернулись слезы радости.
Но что потом?
А ничего. Тихим ровным тоном с совершенно ничего не выражающим лицом она заявила, что не может за него выйти. Сказала, что не любит, хотя все ее действия твердили об обратном.
Но это же бессмыслица какая-то! Данте лишь головой покачал.
Не будь она столь невинна, он заподозрил бы соперника, хотя, может, эта мысль и не столь безумна? Она же крепко ухватилась за бриллиантовое кольцо, разве нет? Так, может, она вовсе не так наивна, как он вообразил?
Данте задумчиво следил, как башня загорается красным, а потом вновь золотым. А может, все гораздо проще и она всего лишь выбрала его в качестве породистого жеребца, эдакого альфа-самца, чтобы провести сексуальную инициацию?
Может, ее возбуждало то, что он иностранец, ведь множество женщин заводит такая ерунда, а сама она всегда собиралась выйти исключительно за равного ей по положению английского аристократа?
В очередной раз почувствовав, как по жилам расползается отвратительный яд ревности, Данте открыл глаза и увидел, что Рене все так же встревоженно его разглядывает.
40 
