очень нудно 
111 
– Дятел, ты дурак? – судорожно сглотнул Зверев. – Ты кому прощаешь? Всякому дерьму, недостойному даже ступать по русской земле? Кого прощать? Ты правитель! Ты должен возвышать честных и гнать воров, должен защищать сирых и держать в узде сильных. Я тебя сколько раз от смерти уже спасал, идиот? Три? Четыре? Пять? Что же ты каждый раз, как кретин последний, в зверинец к шакалам лезешь?! Тебе мало? Сдохнуть очень хочется или мозгов не хватает?! Ты хоть понимаешь, олух царя небесного, что твоя жизнь тебе не принадлежит? Что она Руси нужна? Что ей нужен спокойный честный царь на много лет – чтобы ни смуты, ни глупостей, ни предательства не случалось? А ты чего творишь? По марту каждый год получать хочешь, с изменами, общим страхом и усобицами? Твой Христос бродяжкой нищим был, ему терять нечего. А на тебе – страна в десятки миллионов душ, за которые ты пред Богом и предками в ответе! Ты подонков не прощать – ты их выжигать каленым железом обязан!
– Да ты, никак, умом тронулся, Андрей Васильевич?! – округлились глаза у государя. – Забыл, с кем разговариваешь?
– А чего мне бояться, великий царь? Ты же блаженный, ты дурачок. Тебе на голову насри – а ты все равно простишь, Христа ради юродивый! Ну давай, скажи: прощаешь?
Иоанн закрыл глаза, стиснул зубы так, что на щеках заиграли желваки, ладонь нашла на груди крест, он что-то забормотал, перекрестился:
– Господь всемогущий, дай мне силы обуздать гнев мой праведный и поступить с сирым сим не по злобе, а по заветам Твоим смиренным…
– Ась? – громко хмыкнул Зверев. – Не слышу.
– Я знаю, князь Андрей Васильевич, ничто в мире сем не случается без воли Его и Его попущения. Ты, нехристь чародейская, придан мне свыше, дабы искусами своими веру мою проверять, твердость ее и следование заветам Господним. Посему дерзость твою и поношения словами стыдными я принимаю со смирением. И за испытание сие, коему ты подверг меня в нежданный час, я тебя прощаю. Ступай с миром, князь Андрей Васильевич. Я не держу на тебя зла.
– А если тебе в рожу плюнуть – все равно простишь?
– Ступай, Андрей Васильевич. Я не держу на тебя зла. Но видеть тебя боле не желаю!
– Долгих тебе лет, государь, – поклонился Зверев. – Странно, что именно от тебя зависит будущее моей Родины на много веков вперед. Прощай.
Через минуту он уже сбегал по ступеням великокняжеского дворца, мысленно поклявшись, что ноги его в этом рассаднике шизофрении более не будет. Это же надо – оставить на своих местах всех предателей, уже успевших явно и открыто засветиться в своей гнусности! Какой смысл помогать подобному идиоту?
Ни один из служилых, чиновников, бояр или князей, запятнавших себя изменой в смутные дни перед одиннадцатым марта, так и не был наказан. Иоанн IV, прозванный за неизменные победы Грозным, умел прощать. Прощать даже явных врагов, пока оставалась надежда, что они принесут хоть какую-то пользу державе.
Князь Андрей Васильевич Сакульский вести себя столь же кротко не умел, видеть через день рожи подонков и изменников не желал. Посему, вернувшись во дворец, он обнял жену, поцеловал и ласково посетовал:
– Хорошо в Москве, да надобно и домой отправляться. Лето. Самые хлопоты у нас в княжестве. Как бы не напортили чего без хозяйского глаза. Сюда, коли понравилось, лучше зимой наезжать.
– Конечно, понравилось, батюшка, – признала Полина.
– А отъезжать надобно все равно, – развел руками Андрей. – Собирайся, любимая моя. Как готовы будете, двигайтесь на Новгород и домой. Я же пока верхом через Великие Луки проскочу, а потом туда же. Думаю, у меня все это в любом случае быстрее получится, и я до вашего приезда успею наш ушкуй туда к Ратной слободе подогнать.
– Ты уезжаешь, суженый мой? – надула губки княгиня.
– Только утром, ненаглядная, – наклонился к ее носику Зверев. – Так просто я с тобой не расстанусь.
* * *
Спустя две недели князь откинул пологи чародейского лаза, спустился вниз, в блаженную прохладу пещеры, и присел на корточки над полной сухой шелестящей листвы ямой.
– Проснись, мудрый волхв. Успокой мою душу. Скажи, что я ездил не зря, Лютобор.
– Ты ездил не зря, чадо, – ответил из глубин своей странной ароматной постели кудесник.
– Ты шутишь, учитель, или говоришь правду? Иоанн останется жив или его все же убьют через год-два? Мы потеряем Казанское ханство или оно останется с нами? Казань будет воевать с Россией через тридцать лет, когда начнется предсказанное тобой нашествие?
– Казань станет воевать, чадо мое. Но токмо не разоряя, а обороняя русскую землю. Но доля народа Сварогова не окажется легкой, ибо немало горя, крови и жестокости принесут на наши просторы дети злобного южного племени прозванием османцы.
– Османы, – машинально поправил Андрей.
– Они самые, – подтвердил старик. – Они нам самые жуткие беды и принесут. Даже ляхи по сравнению с ними кажутся достойным племенем.
– Ничего себе, – усмехнулся Зверев. – Ты что же, хочешь, чтобы я теперь еще и Стамбул завоевал?
– А ты сможешь?
– Стамбул? – Князь Сакульский выпрямился, немного подумал и пожал плечами: – Не знаю. Надо попробовать.
111 
