62 
Я беззвучно рычу. Засранка. Она использовала против меня единственное, чего ей недоставало.
По крайней мере, теперь я понимаю, почему минувшие несколько месяцев были лишь пустошью смутных сомнений. Она всегда исподтишка дурила меня. Кто знает, какими подсознательными сообщениями она меня кормила, что нашептывала на ухо, возможно, даже во сне. Возможно, я никогда не узнаю, до какой степени она могла подслушивать и пробираться вглубь меня, но я знаю одно: я никогда не смогу надолго оставаться собой, пока ее клещи впиваются в мою кожу.
Минуя разрушенную восточную стену Честера, Книга замечает мужчину и женщину, медленно идущих и держащихся за руки. Они даже не замечают невидимую меня, пока Книга не хватает их обоих за головы и, бормоча заклинания, не ударяет их черепа друг о друга, сплавляя их лица щеками. Затем она толкает их еще ближе, соединяя их ребра, бедра, ноги. Они кричат, медленно, но неизбежно соединяясь, кожа-к-коже, кость-к-кости, в нескладного сиамского близнеца.
Затем Книга просто уходит прочь, оставляя гротескную парочку корчиться на тротуаре и кричать. Она смеется моим ртом, поворачивает мою голову и оглядывается, мурлычет заклинание, и мгновенно отвратительный близнец оказывается вывернут наизнанку — внутренности и органы оказываются на месте кожи, а рты, уши и глаза заперты внутри.
Чудовищная груда падает на мощеную камнем мостовую, их отныне наружные сердца влажно бьются. Книга оставляет их в таком состоянии. Живыми.
Уходит, хихикая.
Прежняя версия меня была бы охвачена ужасом, и пока я оказалась бы выведена из строя, Книга, без сомнения, вогнала бы в меня еще один нож, проворачивая лезвие.
Нынешняя версия меня наблюдает с бесстрастным спокойствием: отвлечение/несущественно/найти ее истинную цель/помешать ей.
Спустя долгую паузу, в течение которой я ничего не предпринимаю, Книга подталкивает: Мак-КАЙ-ла, напевает она. Я знаю, ты ТАМ. Ч-ч-чай для двоих, двое за чаем, я для себя, и ты для меня… тебе понравилось? Я сделала это для тебя.
Я ничего не отвечаю.
Притворяешься, будто тебе все равно? Ты меня не одурачишь. Ты жалеешь все на свете. Ты рождена, чтобы жалеть. Рождена, чтобы от тебя ИЗБАВИЛИСЬ, пока от тебя не останутся лишь кости. Больные лошади ГИБНУТГИБНУТГИБНУТ.
Она всегда насмехалась над тем, что мне не все равно. И в то же время понукала, толкала, побуждала меня ощущать еще больше эмоций.
Не говори с ней, сказал мне однажды парень с мечтательными глазами. Никогда не говори с ней. Позднее он предупредил: Дело не в том, чтобы не съесть конфетку, дело в том, что ты отдаешь слова — даже этого угрюмого поэта. Он повторял мне снова и снова: не иди на контакт. Даже стихами, пытаясь ее заглушить. Возможно, существует еще множество Фейри-штучек, с которыми никогда, никогда нельзя вступать в диалог.
И в конце концов как Книга взяла надо мной верх?
Молчанием.
Молчание нельзя интерпретировать. Его нельзя предсказать. Оно не дает ничего. И большинству людей длительное молчание внушает беспокойство. Мы наполняем его лучшими или худшими собственными фантазиями. Как говорит Риодан, мудрый человек молчалив.
Каждый раз, разговаривая с Синсар Дабх, я выдавала информацию о себе, о том, что имело для меня значение, умышленно или бессознательно. Книга узнавала кое-что обо мне всякий раз, когда я открывала рот. Возможно, она черпала информацию даже из моих снов.
Бэрронс был прав. Я была ее добровольной жертвой. По собственному согласию я принимала участие, шла на контакт, позволяла ей компостировать мне мозги, дезориентировать себя до тех пор, пока я не утратила малейшее понимание, что происходит, и когда я лишилась своих ориентиров, меня легко было направить туда, куда ей нужно.
Если бы у меня было тело, я бы глубоко вздохнула впервые с тех пор, как она завладела мной. Теперь я понимаю. Я знаю, что надо делать. Злость никогда не приносила пользы. Она имела лишь обратный эффект.
Я перестаю смотреть через глаза, которыми не могу моргнуть, удаляю себя из конечностей, которые не могу контролировать, и ухожу глубоко в себя, отстраняясь от всех отвлечений, чтобы стопроцентно сосредоточиться на своей цели. Я ныряю вглубь своего тела, сжимаюсь, делаюсь маленькой, как эмбрион.
Она может делать себя невидимой.
Я тоже так умею.
Я верю, что Синсар Дабх не в силах меня обнаружить. Я направляю всю свою силу воли в эту мысль, а затем начинаю отыскивать и избавляться от всех своих эмоций, очищая себя до тех пор, пока не остается лишь дикость, сила и воля.
62 
