106 
Я растянулась на спине, промокнув уже до нитки, закинула ноги на стену и сквозь дождь уставилась на камни. Я знала кое-что о потерях: медленная, постоянная эрозия рождает оползень. Превращает холм в бесформенную грязевую массу. Ты должен выяснить, как сохранить дорогие для тебя вещи.
— Шазам, — сказала я стене. — Я вернусь за тобой. Клянусь.
Я сказала те же слова, которые говорила всякий раз, приходя сюда.
И всякий раз я отбрасывала все эмоции прочь, в конце концов поднималась на ноги, расправляла плечи и направлялась прямиком к ломающему грузу ответственности и ошибочным ожиданиям от мира.
Но однажды я этого не сделаю.
Глава 42
Желание — это жажда, пламя, которым я дышу[59]
Мак
После того, как все остальные покинули книжный магазин, а Бэрронс скрылся в своем кабинете, где я слышала его перемещения, я приглушила внутреннее освещение до мягкого янтарного света, разогрела себе чашечку горячего шоколада и свернулась на честерфильде перед камином. Вымотавшись до предела, я жаждала растянуться и проспать несколько дней, но еще не была готова к тому, чтобы этот успешный день закончился.
Надежно заперев свои недавние грехи в коробку, я выделила момент, чтобы сесть и пропитаться радостью, что это тот самый день, в который я победила Синсар Дабх.
Во мне больше не осталось другого сознания, плетущего интриги, планирующего, манипулирующего и обманывающего, запугивающего меня бесконечными перспективами ужасных вещей, которые она может заставить меня совершить. Я их совершила. Все кончено. И хоть я нанесла какой-то ущерб, я не К'Вракнула мир.
Я свободна.
Наконец-то одна в своем теле, я чувствовала разницу — и это было невероятно.
В детстве, когда я росла в Эшфорде, Джорджия, чужеродные, живые, подробные звуки и образы часто всплывали в моей голове без видимых причин.
Я напевала музыку, которую раньше никогда не слышала. Я страдала от ностальгии, вызванной мысленными образами потрясающих, роскошных комнат и экзотических земель, которых никогда не видела и даже не догадывалась об их существовании. У меня так часто бывали видения обнаженной прекрасной женщины, смотрящей на меня со страстью и похотью, что я даже начала сомневаться, не подавляю ли в себе лесбийские наклонности.
Но теперь все воспоминания Короля Невидимых ушли, и я чувствовала себя бесконечно светлее и чище. И не лесбиянкой.
Мне больше не приходилось подвергать сомнению каждую свою мысль и чувство.
По крайней мере, сейчас не приходилось.
Хоть часть меня и надеялась, что к Истинной Магии прилагались воспоминания и знания бывших королев, потому что так было бы намного проще разобраться, другая часть меня надеялась на обратное.
И все же, если внезапно в меня начнут просачиваться непрошеные чужеродные мысли, я хотя бы буду знать, откуда они взялись, и мне ни на минуту не казалось, что с ними будет так же тяжело справиться, как с Синсар Дабх.
Во время своего непродолжительного допроса у существа в мире с тремя лунами я поняла, насколько ценю, что Двор Светлых был для Видимых, а Двор Темных — для Невидимых. Воспоминания короля всегда несли в себе какую-то туманную непрозрачность, мужественную темноту. Они были примитивными грубоватыми, изображенными резкими оттенками льдисто-синего, бесцветного белого и чернильно-черного.
Сознание, с которым я столкнулась сегодня, было полной противоположностью: яркое как солнце, лучезарное, нежное, женственное, а цветы на просторном лугу были всех цветов радуги и еще бесчисленного множества оттенков. Там я чувствовала себя правильно. Хорошей. Частью того, что принимала сама Природа.
Я гадала о происхождении Фейри. Гадала, как Видимые могут быть столь безэмоциональными и ледяными, тогда как Магия, которую я чувствовала сегодня, была такой теплой и доброжелательной. Я гадала, всегда ли Истинная Раса была такой, как сейчас, или произошло нечто, изменившее их.
А потом я перестала гадать, потому что Бэрронс вошел в комнату, и мое тело ускорилось от интереса, желания, предвкушения, похоти.
Он прошел мимо меня, легко коснувшись моих волос, и направился к двери.
— Поспи. Тебе это нужно, — вот и все, что он сказал.
Я открыла рот, чтобы спросить, куда он уходит, потом вспомнила все те причины, по которым я никогда не задавала Бэрронсу этот вопрос, и вместо этого сказала:
106 
