Улыбайся всегда, любовь моя : Кетро Марта : Страница

Мы легли рядом и взялись за руки. Если бы ночь так и прошла, я бы все равно чувствовала себя счастливой, потому что рядом со мной был самый умный, красивый, самый лучший юноша на свете.

Но когда я смотрела картинки, то отметила, что он очень часто сосредотачивается на женских руках и ногах. Для понимающего – достаточно, и я кончиками пальцев погладила его ладонь, а ступней тронула ногу. (Давным-давно мой первый взрослый любовник сказал, что самая крошечная женщина в постели умеет вытянуться в рост самого высокого мужчины.) И тут он, конечно, вспыхнул. И его огонь горел следующие шесть часов. Наш огонь, точнее. Потому что все мои стратегические расчеты рассыпались при первом прикосновении. И остались только жар, холод, искры и бархатный мрак – как всегда, впрочем. Как впервые в жизни – и это тоже «как всегда».

Я стесняюсь впадать в подробности, скажу только, что он сделал меня счастливой.

Мне показалось, что вся моя предыдущая жизнь была лишь подготовкой к встрече с ним, и все мужчины появлялись, чтобы научить меня с ним обращаться, слушать, понимать и любить.

Конечно, после первой ночи не было речи о любви. Я влюбилась в него через месяц, в Питере.

Тут я, пожалуй, вырежу кусок – что да как. Прямо сразу...

Я лежу на кровати и наблюдаю, как он на полу смущенно трахает некую девушку. Это я решила поиграть с ревностью.

Я смотрю, а мое сердце, как яблоко, кто-то очищает острым серебряным ножом. Медленно срезает тонкую шкурку, причиняя дикую боль, обнажает мягкое и нежное, иногда слизывает выступивший сок.

Она, девушка, вдруг что-то говорит, и он останавливается. (Честно говоря, она сказала: «Ты как будто работу какую выполняешь». Еще бы, когда я тут рядом умираю от боли, ему явно не до резвых игр.) Он садится и потупляется. В этом, кстати, мы не совпали – когда дело плохо, я, наоборот, задираю голову, только уж если совсем беда, опускаю глаза. А он буквально вешает нос, очень трогательно.

И тут я подхожу и говорю: «А со мной, ты потанцуешь со мной?» Мы встаем и начинаем танцевать, так, как текут реки, как растут деревья, как огонь сплетает языки пламени, как смерть отбирает наши дни, – то есть медленно, неотвратимо и неразрывно мы двигаемся, перетекаем друг в друга, и в конце концов я кричу. Не так, как принято – воркующе вскрикивать, – а хрипло, задыхаясь в слезах: «Не уходи, люблю, я люблю тебя». И называю его по имени.

Его тело говорит мне все, что я хотела бы услышать. Сам он молчит, но это не имеет ни малейшего значения.

И снова нет никого на свете, только я, вдвоем с любовью.

Сухой солнечный Питер – нечто, чего я не видела
прежде.
Телефон утоплен в Фонтанке – для того, чтобы
запутать следы.
Любимое существо улыбается, смотрит с нежностью
и восхитительно хитрит.
Не оторвать рук от его лица, следуя за линией
бровей, впадинами щек, изгибами губ, пугливым трепетом глаз под веками и хищной линией носа.
Не оторвать взгляда от его лица, снова и снова
очерчивая профиль на фоне темного окна.
Не оторвать губ от его лица, шепотом рассказывая
о темных волосах, об улыбке волчонка,
о драгоценной складке в углу рта и непроницаемо
ласковых глазах.
Не оторвать сердца от его лица, вспоминая.
Ты улыбаешься мне, душа моя, – потому что я
говорю глупости, потому что я слишком тороплюсь,
потому что этой ночью ты будешь не со мной.
Я улыбаюсь – потому что знаю об этом
и еще о множестве вещей, неизвестных тебе.
Я вижу запрокинутую голову и кровь, вытекающую
изо рта.
Вижу неловко сломанное тело.
Вижу ссадины на коже и слипшиеся ресницы.
Вижу глаза, помутневшие от боли.
Вижу дыхание, замерзающее в ледяном воздухе.
И, видя все это, я думаю: улыбайся всегда, любовь
моя.

И вот еще, перед самым отъездом в Питер. У нас был тот период, когда интересно разговаривать. Мы уже трахались, но всячески подчеркивали взаимное уважение к личности и мнению партнера, вроде как все не только из-за секса, но и потому, что «он такой умный», а «она такая тонкая». И вот мы сидим в подвале «Шоколадницы» на Арбате, я пью африканский кофе, а он – не помню, и беседуем. Я сообщаю ему, что после смерти римского папы католический мир ожидает ужасный кризис. Что церковь их, в погоне за толерантностью, сделалась совсем уж гибкой и шаткой, стоит лишь убрать авторитет этого папы, который, кстати, похож на святого более других духовных лидеров, как все рухнет. Совсем скоро.

Предыдущая страница Следующая страница

E-mail:
Пароль: