Последние отзывы

  27  

Чейз протянул руку к ее лицу и начал играть с прядями ее волос:

— А прическа твоя не такая суровая по утрам.

— На голове, наверное, ужас что творится, да?

— Мне нравится, — ответил Чейз, заправляя прядь ей за ухо. Он провел пальцами по ее щеке и спустился к губам. — Сегодня шрамы от твоих зубов выглядят не так страшно.

— Правда?

Милли почувствовала, как ее сердце начинает биться быстрее в предвкушении неизвестности. Они оба были в постели. Практически голые.

Неужели сейчас?..

— Заманчивая перспектива, но я думаю, мы начнем с завтрака, — прервал Чейз ее размышления.

— Прекрати читать мои мысли, — пробурчала Милли.

— Это слишком просто. Все написано у тебя на лице.

— А вот и не все! — возразила Милли.

У нее были свои секреты, и она не собиралась открывать их ему.

— Ну, все равно больше, чем ты думаешь, — нежно произнес Чейз и притянул ее ближе.

Их губы вдруг слились в долгом и томном поцелуе.

— Уже скоро, — промурлыкал он, не отрываясь от нее.

Из горла Милли вырвался стон:

— Прекрати!

— На самом деле мне кажется, что тебе нравится.

Она решила промолчать, потому что Чейз был прав.

— Чем займемся сегодня? — спросила она, пока они шли на кухню.

Солнце уже вовсю озаряло дом. Чейз, все еще в одних трусах, достал кофемолку. Аромат свежемолотых кофейных зерен наполнил кухню за секунды.

— Я подумал, ты сама могла бы решить, — сказал он, засыпая порошок в кофеварку.

— Я?

— Да, ты. Ты же не просто безвольный пассажир в нашем совместном путешествии.

— Я думала, так оно и есть. Твои условия, забыл?

— Верно. И я, пользуясь этим правом, утверждаю, что сегодня ты решаешь, что мы будем делать. Естественно, я могу наложить вето на любое из твоих предложений.

— Понимаю. Спасибо, что разъяснил.

— Всегда пожалуйста.

Чем бы она хотела заняться сегодня? Пока Чейз нарезал дыню и папайю к завтраку, Милли раздумывала. Что бы она хотела делать с Чейзом?

— Я хочу нарисовать тебя.

Он застыл с чашкой в руке и удивленно посмотрел на Милли.

— Как жаль, что мы на удаленном острове, а ты выбросила свои краски в мусорную корзину.

— Я все равно могу нарисовать тебя, — уверенно повторила она, удивляясь своей настойчивости. — Я привезла сюда еще уголь для рисования.

— То есть ты изменила свое решение по поводу картин?

— Ну, это же не будет полноценной картиной. Так, набросок…

— Не нужно придираться к словам.

— Да, я передумала, — тихо ответила она, и слова прозвучали как признание.

Чейз одарил ее пронзительным взглядом. Секунды превращались в минуты и тянулись бесконечно. Оба почувствовали какую-то непонятную надежду.

— Ладно, — первым очнулся Чейз. — Сначала завтрак, а потом ты сможешь нарисовать меня. Думаю, ты предпочитаешь обнаженную модель?

— Ты можешь оставить боксеры, — покачав головой, засмеялась Милли. — По крайней мере пока.

Чейз готовил яичницу, кофе и резал фрукты, а она обдумывала будущий рисунок. После завтрака Милли достала из своего чемодана бумагу и коробочку с углем, и они вышли на воздух.

День был теплым, солнце уже припекало, но прохладный бриз разгонял жару. Милли переоделась в рубашку и бриджи, а Чейзу было наказано надеть футболку и шорты.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я позировал обнаженным? — расстроено уточнил он.

— Нет, это будет слишком отвлекать, — отрицательно покачала головой Милли.

— Ну, хоть что-то…

— Постарайся выглядеть естественно.

— Обычно после таких слов это очень сложно сделать, — вздохнул он.

— Постарайся, я сказала.

— Бьюсь об заклад, на работе ты просто требовательная мегера.

— Оскорбительно, тебе не кажется?

— Но я же прав? — не унимался Чейз. Он вытянулся на песке. — Так нормально?

— Идеально.

Милли отошла на несколько шагов и расположила альбом на коленях. После того, как она изучала тело Чейзом утром, она осознала, как сильно хочет его нарисовать, запечатлеть беззаботность поз, всегда довольное лицо, которое навсегда сохранится в ее памяти.

И у нее останется хоть что-то от него на память, когда эти семь дней подойдут к концу.

Милли нервно сглотнула, понимая, насколько Чейз стал ей небезразличен. Сорок восемь часов изменили ее отношение к нему, изменили ее саму.

— Ты собираешься сидеть перед пустым листом бумаги, как в тот раз?

  27