Последние отзывы

  27  

Брюс, тридцати двух лет, среднего роста, светловолосый, в очках, подшучивал на свой счет, мол, он такой неприметный, что его никогда не замечает даже камера наблюдения. С другой стороны, он не был настолько скромен, чтобы не сознавать, чего он на самом деле стоит. Он превосходно заключал сделки, а его коллеги считали, что он обладает почти физической способностью предвидеть направления развития рынка недвижимости.

В результате Брюс Гэлбрейт умножил стоимость семейного бизнеса до такой цифры, что его шестидесятилетний отец просто передал ему все бразды правления. На обеде по случаю своего выхода на пенсию отец произнес:

— Брюс, снимаю перед тобою шляпу. Ты примерный сын и гораздо лучший бизнесмен, чем я, а ведь я был хорош. Продолжай в том же духе, делай для нас деньги, а я постараюсь улучшить свои показатели в гольфе.

В среду, когда Брюс, по обыкновению, позвонил секретарше в конце рабочего дня, он находился в Аризоне. Секретарь сообщила, что был звонок от некой Каролин Маккензи, которая сказала, что Мак снова связался с семьей, и попросила Брюса перезвонить ей.

Каролин Маккензи? Младшая сестра Мака? Он не обрадовался, услышав знакомые имена. Лучше бы вообще их не слышать.

Брюс только что вернулся в люкс собственной гостиницы в Скоттсдейле. Покачав головой, он подошел к мини-бару и потянулся за холодным пивом. Было всего четыре часа, но он почти весь день провел на жаре и заслужил глоточек, успокоил он себя.

Он устроился в большом кресле, лицом к окну от пола до потолка с видом на пустыню. В любое другое время он полюбовался бы своим любимым видом, но только не сейчас, когда перед глазами стояла студенческая квартира, которую они снимали на паях с Маком Маккензи и Ником Демарко. Он вновь переживал то, что тогда произошло.

«Не хочу я видеться с сестрой Мака, — мысленно твердил он, — Прошло целых десять лет, но уже тогда родители Мака знали, что мы никогда не были с ним близки. Он даже ни разу не пригласил меня поужинать на Саттон-плейс, хотя вечно таскал с собой Ника. Ему и в голову не пришло, что мне, быть может, тоже хочется пойти. Для него я был всего лишь незаметным типом, который, так уж случилось, снимал с ним квартиру.

Ник — известный сердцеед; Мак — всеобщий любимец, отличный парень. Он был настолько мил, что даже извинился, когда обошел меня на несколько десятых при подсчете баллов десяти лучших выпускников курса. Никогда не забуду, как изменился в лице отец, узнав, что мне не удалось попасть в их список. Четыре поколения окончили Колумбийский университет, и я был первым, кто не оказался в десятке лучших. Да еще Барбара... В то время я просто с ума по ней сходил. Боготворил ее... А она даже не смотрела в мою сторону», — вспоминал Брюс.

Он запрокинул голову и допил пиво. «Все-таки придется позвонить Каролин, — решил он.— Но я скажу ей то же, что когда-то говорил ее родителям. Мы с Маком жили в одной квартире, но держались порознь. Я даже не видел его в день, когда он пропал. Ушел до того, как он и Ник проснулись. Поэтому оставь меня в покое, сестричка».

Он поднялся с кресла. «Забудь, — нетерпеливо велел он себе, — Просто выкинь из головы». И вновь припомнил цитату, которая часто всплывала в памяти, стоило ему только подумать о Маке. Он знал, что цитата далеко не точна, но для него она была хороша и так: «Но то случилось в другом краю, да и король умер давно».

Он подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. На звонок ответила жена, и он сразу оживился, услышав ее голос.

— Привет, Барб, — сказал он, — Как дела, милая? Как малыши?

18

Эллиотт Уоллас вернулся к себе в офис после ланча с Эроном Клайном и невольно вспомнил о Чарльзе Маккензи-старшем и дружбе, которая завязалась у них во Вьетнаме. Когда они познакомились, Чарльз был новоиспеченным офицером, лейтенантом, после курсов подготовки офицерского резерва. Эллиотт рассказал Чарли, что родился в Англии, в американской семье и почти все детство провел в Лондоне. Когда ему исполнилось девятнадцать, они с матерью вернулись в Нью-Йорк. Его забрали в армию, где через четыре года он заработал себе офицерское звание и сражался бок о бок с Чарли в некоторых самых жестоких битвах той войны.

«Мы сразу прониклись друг к другу симпатией, — вспоминал Эллиотт, — Чарли был самым пробивным и самым амбициозным из всех людей, кого я знал. Он собирался поступить в юридическую школу сразу после демобилизации и поклялся, что станет весьма преуспевающим юристом и миллионером. Он даже гордился тем, что вырос в семье, с трудом сводившей концы с концами. И частенько подтрунивал надо мной из-за моего происхождения. "А как звали вашего дворецкого, Элл? — обычно спрашивал он, — Берти, а может быть, Чонси или Дживз?"»

  27