Последние отзывы

  70  

– Отец, вы исповедуете нас?

Он сказал:

– Да, да. В конюшне сеньора Лера. До мессы. Я приду туда к пяти часам. Как только рассветет.

– Нас так много, отец.

– Хорошо, тогда сегодня вечером. В восемь.

– А сколько детей надо окрестить, отец. Мы не видели священника уже три года.

– Я пробуду здесь еще два дня.

– А сколько вы с нас возьмете, отец?

– Ну… обычная цена по два песо. – Он подумал: надо будет нанять пару мулов и проводника. Дорога до Лас-Касаса обойдется в пятьдесят песо. Пять песо за мессу – остается собрать еще сорок пять.

– Мы бедные, отец, – робко начала торговаться женщина. – У меня у самой четверо детей. Восемь песо – большие деньги.

– Что-то многовато у тебя детей, коли священника не было здесь уже три года.

Он слышал, как его голос обретает прежнюю властность – точно все последние годы приснились ему и он не расставался с церковными обществами, с «Детьми Девы Марии» и ежедневной службой в церкви. Он резко спросил:

– Сколько здесь детей – некрещеных?

– Человек сто.

Он прикинул: значит, можно будет появиться в Лас-Касасе не жалким нищим, можно будет купить приличный костюм, найти подходящее жилье, устроиться… Он сказал:

– Хорошо, полтора песо с головы.

– Один песо, отец. Мы очень бедные.

– Полтора песо. – Голос из прошлого настойчиво прошептал ему на ухо: они не ценят того, за что не уплачено. Так говорил старый священник, которого он сменил в Консепсьоне. Старик пояснил: эти люди жалуются на бедность, на голод, но у них всегда припасено кое-что про черный день. Священник сказал: – Завтра в два часа дня приносите деньги и приводите детей в конюшню сеньора Лера.

Женщина сказала:

– Хорошо, отец. – Она, видимо, осталась довольна: выторговала пятьдесят сентаво с головы. Священник пошел дальше. Скажем, сто человек детей, подсчитывал он, вместе с завтрашней мессой это будет сто шестьдесят песо. Может, удастся нанять пару мулов с проводником за сорок песо. Сеньор Лер даст мне еды на шесть дней. Останется сто двадцать песо. Да это целое состояние после всего, что было за последние годы. Встречные отдавали ему дань уважения, мужчины снимали шляпы. Будто снова наступили те дни, когда священников но преследовали. Прежняя жизнь возвращалась, точно забытая привычка, которая заставляла его высоко держать голову, управляла его походкой и даже вкладывала слова в уста. Из харчевни кто-то позвал:

– Отец!

Тучный, с тройным торгашеским подбородком человек в жилетке, несмотря на жару, и при часах на цепочке.

– Да? – сказал священник. Позади этого человека, на уровне его головы, стояли бутылки – минеральная вода, пиво, спиртные напитки… Священник вошел с пыльной улицы под пекло керосиновой лампы.

– Что тебе? – спросил он властным, нетерпеливым тоном, таким новым и таким привычным для него.

– Вам, отец, может, нужно вино для причастия?

– Пожалуй… но только в кредит.

– Священникам кредит у меня всегда широкий. Я человек религиозный. У нас тут все религиозные. Вы, наверно, будете крестить? – Он алчно подался вперед, держась почтительно и в то же время нагловато, – мол, оба мы люди образованные и придерживаемся одного образа мыслей.

– Да, пожалуй…

Хозяин харчевни понимающе улыбнулся. Нам с вами, будто намекал он, незачем вдаваться в подробности, мы и так понимаем друг друга. Он сказал:

– Раньше, когда церковь не была закрыта, меня выбрали казначеем «Общества святого причастия». Я добрый католик, отец. Народ здесь, конечно, невежественный. Не удостоите ли вы меня чести выпить стаканчик бренди? – По-своему он был вполне искренен.

Священник нерешительно проговорил:

– С твоей стороны очень… – Два стакана были уже налиты. Ему вспомнилась его последняя выпивка, когда он сидел в темноте на кровати, слушая начальника полиции, и видел при вспышках электричества, как исчезают остатки вина. Это воспоминание, точно рука, снимало с него доспехи и оставляло его беззащитным. От запаха бренди он почувствовал сухость во рту. Он подумал: какой я комедиант! Мне нечего делать здесь среди хороших людей. Он повертел стакан в руке и вдруг вспомнил и все остальные выпитые им стаканы. Он вспомнил, как зубной врач говорил о своих детях и как Мария вынула из тайника бутылочку, сбереженную для него – для пьющего падре.

Он нехотя пригубил стакан.

– Бренди хорошее, отец, – сказал хозяин харчевни.

– Да. Хорошее бренди.

– Могу уступить вам дюжину бутылок за шестьдесят песо.

  70