Последние отзывы

  4  

– Может, сядем?.. – сказал незнакомец.

Мистер Тенч тупо уставился на него.

– Откупорим бренди.

– А, да! Бренди.

Он достал из шкафчика под верстаком два стакана и протер их от песка. Потом они вернулись в столовую и сели в качалки. Мистер Тенч разлил бренди.

– А воды? – спросил незнакомец.

– Вода здесь ненадежная, – сказал мистер Тенч. – Маюсь ужасно. – Он положил руку на живот и сделал большой глоток из стакана. – Вы тоже выглядите неважно, – сказал он. Пригляделся повнимательнее. – Зубы у вас… – Одного клыка не хватало, а передние были темные от винного камня и кариозные. Он сказал: – Вам надо ими заняться.

– Зачем? – сказал незнакомец. Он держал стакан осторожно, точно бренди было зверьком, который пригрелся возле него, но не внушал ему доверия. Худой, хилый, он казался человеком ничтожным, к тому же умученным болезнями и беспокойным характером. Он сидел на самом краешке качалки, придерживая на коленях свой портфель, и виновато, с нежностью поглядывал на бренди, не поднося стакана к губам.

– Пейте, – подбодрил незнакомца мистер Тенч (бренди-то было не его). – Это вас подкрепит. – Темный костюм и сутулая спина этого человека неприятно напомнили ему гроб с покойником. Да смерть уже была у него во рту, полном гнилых зубов. Мистер Тенч налил себе второй стакан. Он сказал: – Одиноко мне здесь. Приятно поговорить по-английски хотя бы с иностранцем. Не хотите ли посмотреть фотографию моих ребятишек? – Он вынул из бумажника пожелтевший снимок и протянул его незнакомцу. Два маленьких мальчика в саду. С трудом тащат лейку. – Правда, – сказал он, – это было шестнадцать лет назад.

– Теперь они молодые люди.

– Один умер.

– Ну что ж, – мягко проговорил незнакомец, – по крайней мере в христианской стране. – Он отпил из стакана и улыбнулся мистеру Тенчу глуповатой улыбкой.

– Да, правда, – недоумевающе сказал мистер Тенч. Он сплюнул мокроту и сказал: – Хотя для меня это не имеет особого значения. – И замолчал, уйдя мыслями куда-то в сторону; нижняя челюсть у него отвисла – он сидел серый, отсутствующий, но боль в желудке наконец напомнила ему, что надо подлить себе бренди. – Так… О чем мы говорили? Дети… а, да, дети. Странно, что остается у человека в памяти. Знаете, я эту лейку помню лучше, чем своих детей. Она стоила три шиллинга одиннадцать пенсов три фартинга. Зеленая. Мог бы показать вам ту лавку, где я ее купил. А дети… – Он уставился в стакан, разглядывая там свое прошлое. – Только и помню, как они плакали.

– Вы переписываетесь с ними?

– Нет, я прекратил переписку еще до приезда сюда. Какой смысл? Посылать им деньги я не мог. Не удивлюсь, если жена снова вышла замуж. Ее мать, наверно, обрадовалась бы, старая ведьма. Она меня никогда не любила.

Незнакомец тихо проговорил:

– Как это ужасно.

Мистер Тенч снова удивленно взглянул на своего собеседника. Тот сидел на краешке качалки, точно черный вопросительный знак, прикажут – уйдет, прикажут – останется. Трехдневная с проседью щетина придавала ему вид человека опустившегося, слабовольного. Из такого веревки можно вить. Он сказал:

– Я о жизни вообще. Что она делает с людьми!

– Допивайте свое бренди.

Незнакомец потянул из стакана. Будто балуя себя глоточком. Он сказал:

– Вы помните, как здесь было раньше – до «красных рубашек»? ["красные рубашки" – «антиклерикальные» военизированные отряды, созданные в начале тридцатых годов губернатором штата Табаско Томасом Гарридо Каннабалем, закрывшим в штате все церкви и потребовавшим от священников вступления в брак]

– Конечно, помню.

– Как тогда было хорошо.

– Разве? Что-то я этого не замечал.

– Тогда у людей был по крайней мере… Бог.

– В зубоврачебном деле это значения не имеет, – сказал мистер Тенч. Он подлил себе бренди из бутылки незнакомца. – Здесь всегда было плохо. Одиноко. О господи! В Англии сказали бы – романтика. Я думал: поживу здесь пять лет и уеду. Работы было много. Золотые зубы. А потом стоимость песо упала. И теперь мне уж не выбраться отсюда. Но когда-нибудь все-таки выберусь. – Он сказал: – Брошу работу. Уеду домой. Буду жить как подобает джентльмену. Это… – Он обвел рукой голую, убогую комнату. – Это все вон из памяти. Теперь уж недолго ждать. Я оптимист, – сказал мистер Тенч.

Незнакомец вдруг спросил:

– Сколько ему до Веракруса?

– Кому – ему?

– Пароходу.

Мистер Тенч хмуро проговорил:

– Сорок часов – и мы были бы там. «Дилигенция». Хорошая гостиница. И танцевальные залы есть. Веселый город.

  4