Последние отзывы

  121  

— Прости... прости меня... —заикаясь, пробормотала она, но мной руководили инстинкты, так что я даже не смог найти слова, чтобы ответить: «Нет, это ты меня прости».

В мире волков царит открытость, и она снимает все ограничения. Никакой дипломатии, никакого этикета. Ты прямо говоришь врагу, что ненавидишь его, и выказываешь свое восхищение, признавая правду. Такая прямота у людей не в чести — люди мастера притворяться. «Меня это платье не полнит?» «Ты на самом деле меня любишь?» «Ты скучал по мне?» Когда женщина об этом спрашивает, она не хочет слушать правдивый ответ. Она хочет, чтобы ей солгали. После двух лет, проведенных с волками, я уже и забыл, сколько нужно лгать, чтобы построить отношения. Я вспоминал о бете-здоровяке из Квебека, который, я уверен, сражался бы до последнего, защищая меня. Я безоговорочно доверял ему, потому что он верил мне. Но здесь, среди людей, так много полуправды и лжи во спасение, что очень трудно помнить, что же на самом деле является истиной. Создавалось впечатление, что каждый раз, когда я говорил правду, Джорджи заливалась слезами; и поскольку я больше не знал, что говорить, то перестал вообще разговаривать.

Я не мог сидеть в четырех стенах, потому что чувствовал себя, как в клетке. От телевизора болели глаза, разговоры за столом были для меня иностранным языком. Даже от похода в ванную и смешанного запаха шампуня, мыла и дезодоранта у меня так кружилась голова, что приходилось опираться о стену. Я пришел из мира, где было четыре-пять основных запахов. Острота моего обоняния достигла такого уровня, что когда в логове начинала ворочаться альфа-самка, я, находясь в тридцати метрах от нее, чувствовал это просто потому, что из-за ее шевеления поднималось небольшое облако глины, вылетавшее оттуда через узкое отверстие, и этот запах был словно красный флаг среди остальных — запахов мочи, сосны, снега и волка.

По улицам я тоже гулять не мог, потому что соседские собаки начинали лаять, если сидели в доме, или стремились напасть на меня. Помню, я шел мимо женщины на лошади, и лошадь начала тихо ржать и пятиться назад, когда увидела меня. (По сей день мне приходится обходить лошадей метров за тридцать.) Несмотря на то что теперь я был гладко выбрит и с меня соскребли двухлетнюю грязь, во мне все равно осталось что-то дикое, первобытное, хищное. Можно забрать человека из дикой природы, но нельзя лишить человека дикой природы у него внутри.

Поэтому так вышло, что единственным местом, где я чувствовал себя как дома, был парк аттракционов Редмонда. Волчьи вольеры. Я попросил Джорджи отвезти меня туда — я все еще не был готов сам сесть за руль. Смотрители встретили меня так, как будто случилось второе пришествие, но не к ним я стремился. Вместо этого с облегчением, похожим на нервное расстройство, я вошел в вольер с Вазоли, Сиквлой и Кладеном.

Первым ко мне подошел Кладен, бета-самец. Когда я инстинктивно вжал голову в плечи и отвернулся, признавая его верховенство, он приветствовал меня, облизав мне лицо. Я осознал, как легко дался мне этот бессловесный разговор, — намного легче, чем натянутая беседа, которую мы вели с Джорджи по дороге сюда. Разговор шел о том, думаю ли я о будущем, о том, что собираюсь делать дальше. Также я осознал, насколько свободнее владею языком волков. Вещи, о которых раньше, находясь в вольере с волками, мне приходилось задумываться, теперь стали естественным ответом. Когда Сиквла, волк-сторож, укусил меня, я издал гортанный рык. Когда наконец приблизилась Вазоли, альфа-самка, я лег и перевернулся на спину, предлагая свое гордо и свое доверие. И что самое приятное, измазавшись в грязи, я опять стал пахнуть, как я, а не шампунем «Хэд-энд-шолдерс» и мылом «Дав». Во время игры резинка, стягивающая мои волосы, потерялась, а волосы, которые я остриг по плечи, рассыпались по спине и перепачкались грязью.

Эти волки были не так агрессивны, как мои собратья из Квебека. Они оставались дикими животными, и у них были инстинкты диких животных, но жизнь волка в неволе не такая жестокая, как у его свободного собрата. Это потребовало некоторой корректировки, поскольку моя роль не ограничивалась ролью рядового члена стаи, я был их учителем: я предлагал этим волкам усовершенствовать знания, заставлял их учиться тому, чего они лишены за проволочным забором.

И теперь, когда я живу этим, кто мог бы справиться со всем лучше меня?

  121