94 
– Это не я, а Ни… – начала Даглесс, но осеклась. Какой смысл что-то объяснять, если гид считает, что это она, а не Николас, дурачилась с дверью. – Вы сказали, что лорд Николас Стаффорд был казнен. А я слышала, что он умер за три дня перед казнью, не дописав письма матери.
– Вовсе нет! – покачала головой женщина. – Он был приговорен к смерти. И приговор привели в исполнение точно в срок. А сейчас прошу извинить, мне нужно вести экскурсию.
Даглесс стояла как вкопанная, глядя на висевший над камином портрет Николаса. Казнен? Обезглавлен?
Что-то тут не так. Что-то явно не так.
Повернувшись, она пошла к выходу, но остановилась перед дверью с надписью «Вход воспрещен». За этой дверью, через несколько коридоров, находилась комната с тайником, в котором лежит коробочка из слоновой кости. Сможет ли она найти комнату и дверцу тайника?
Даглесс положила ладонь на дверную ручку.
– На вашем месте я бы не стала этого делать, – предупредил кто-то сзади.
Обернувшись, Даглесс увидела хмуро смотревшую на нее женщину-гида.
– Несколько дней назад какие-то туристы пробрались туда. Пришлось оборудовать дверь замком и сигнализацией.
– Вот как? – пробормотала Даглесс. – Я думала, это туалет.
Она поспешно выбралась из дома, игнорируя недружелюбные взгляды гидов, которым мешала вести экскурсии, и направилась к магазину сувениров, купить все, что у них есть о Николасе Стаффорде.
– Кое-что имеется в путеводителе по дому, но ничего больше. Он прожил слишком мало, чтобы чего-то добиться, – сообщила кассир.
Даглесс спросила, получили ли они открытки с портретом Стаффорда. Оказалось, что нет. Даглесс купила путеводитель, вышла в сад и, найдя то место, где они с Николасом сидели за чаем в тот самый чудесный день, когда он подарил ей брошь, начала читать.
В толстой, прекрасно иллюстрированной книге нашелся только короткий абзац. Ничего нового. Женщины… сбор войска с целью свергнуть королеву… казнь за государственную измену. Даглесс прислонилась спиной к древесному стволу. Значит, даже разоблачение доносчика не помогло. Николас так и не сумел убедить королеву в своей невиновности. Не сумел уничтожить дневник, написанный гнусным слизняком, оболгавшим его имя на все времена. И похоже, никто не сомневался в пороках Николаса. Несколько строчек в путеводителе описывали Николаса как распутника, помешанного на захвате власти. И туристы хихикали, узнав о его казни.
Даглесс закрыла глаза, представив своего прекрасного, гордого, милого Николаса, идущего на эшафот. Происходило ли все это, как в кино, с мускулистым, одетым в черную кожу палачом, державшим огромный уродливый топор?
Даглесс открыла глаза и вздрогнула. Она не вынесет таких мыслей! Не вынесет мыслей о красивой голове Николаса, катящейся по деревянному возвышению!
Она встала, подхватила тяжелую сумку, вышла за ворота и прошагала две мили до железнодорожной станции, где купила билет до Торнуика. Может, там, в библиотеке, где собрано множество книг о Стаффордах, она найдет ответы?
Библиотекарь в Торнуике узнала Даглесс, но сказала, что никогда не видела ее с мужчиной. Окончательно пав духом, Даглесс взяла стопку книг и принялась за чтение. В каждой говорилось о казни Николаса. Ни в одной не упоминалось о его смерти перед казнью и предположении, что он был отравлен. Презрительное отношение к Николасу тоже не изменилось. Печально известный распутник. Мот. Человек, имевший все и пустивший это все по ветру.
Подошедшая библиотекарь сообщила, что библиотека закрывается. Даглесс захлопнула последнюю книгу и встала. Голова закружилась так, что она пошатнулась и схватилась за стол, чтобы не упасть.
– Вам плохо? – спросила библиотекарь. – У вас все в порядке?
Даглесс молча смотрела на нее. Человеку, которого она любила, только что отрубили голову. Нет, у нее далеко не все в порядке!
– Да, все прекрасно, – пробормотала Даглесс. – Я просто устала и немного голодна. – Вымученно улыбнувшись, она пошла к выходу.
Пришлось немного постоять на крыльце: ноги ее не держали. Она понимала, что нужно найти ночлег и поесть, но сейчас это казалось таким неважным. Перед глазами снова и снова вставал Николас, поднимавшийся на эшафот, где ожидал палач. Ему связали руки за спиной? Позвали священника или нет? Вряд ли. Ведь в царствование Генриха Восьмого страна отреклась от католицизма. В таком случае кто был с ним в последние минуты?
Даглесс села на железную скамью и сжала голову ладонями. Он пришел к ней. Любил ее и покинул. Ради чего? Только чтобы вернуться к эшафоту и окровавленному топору?
94 
