Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
157 
Но к Даглесс уже вернулась способность соображать.
– Что мы наделали?! – прошептала она.
Николас чуть отстранился и поставил ее перед собой.
– Мы только что начали.
Она часто моргала, пытаясь взять себя в руки, потому что каждое его прикосновение вызывало сильный трепет. Соски, касавшиеся его груди, набухли и пульсировали.
– Почему ты здесь? О боже, Николас, что мы наделали?!
Она попыталась сесть на скамью, но он привлек ее к себе.
– Позже будет время для слов, – отрезал он. – А теперь я займусь тем, о чем так долго мечтал.
– Нет! – охнула она, отталкивая его и принимаясь натягивать лохмотья, в которые превратилась ее сорочка – Нам нужно поговорить. Позже не будет времени. Николас, пойми, у нас больше не будет времени!
Он властно обнял ее.
– Ты по-прежнему настаиваешь на том, что должна исчезнуть. Но посмотри… мы всего лишь ощутили вкус… вкус друг друга, и все же ты осталась.
Как сказать ему? Она рухнула на скамью, опустив голову.
– Я знала, что ты здесь. Чувствовала тебя. И точно так же, как знала, что нужна тебе, знаю, что это наша последняя ночь вместе.
Николас, не ответив, тоже сел рядом, но так, чтобы их обнаженные тела не соприкасались.
– Я всегда чувствовал тебя, – тихо признался он. – Этой ночью ты услышала мой зов, но и со мной всегда было то же самое. После отъезда… – он помедлил, – я каждую секунду слышал твой плач. Он звучал у меня в ушах, заглушая все остальное. Я не видел Леттис. Потому что видел тебя в слезах. – Он сжал ее руку, прежде чем поцеловать. – Я оставил эту женщину. Никому ничего не сказал, даже Киту. Взял коня и уехал. В тот момент, когда я должен был произносить обеты, меня у алтаря не было. Вместо этого я мчался сюда во весь опор. И прискакал только сейчас.
Он исполнил ее желание, но чудовищность того, что они сделали, испугала Даглесс.
– Что теперь будет? – пробормотала она, глядя на него огромными глазами.
– Будет… гнев. Гнев с обеих сторон. Кит… Моя мать будет вне себя… – Он отвел взгляд.
Даглесс отчетливо видела, как разрывается Николас между долгом и любовью. К этому времени ее здесь не будет. Она не сможет ему помочь.
Даглесс погладила его по руке:
– Ты не женишься на ней, даже если я исчезну?
Николас повернулся. Глаза его опасно сверкнули.
– И ты хочешь оставить меня сейчас?
Она бросилась ему на шею, заливаясь слезами:
– Будь у меня выбор, я никогда, никогда не покинула бы тебя, но теперь все изменилось. Скоро я уйду. Я это знаю. Чувствую.
Он поцеловал ее. Пригладил волосы.
– Сколько у нас времени?
– До рассвета. Не больше. Николас…
Он заставил ее замолчать поцелуем.
– Лучше несколько часов с тобой, чем целая жизнь с другой женщиной. А сейчас ни слова больше. Пойдем. Эти часы мы будем любить друг друга.
Встав, он повел ее ко все еще работавшему фонтану и принялся намыливать жидким мылом.
– Ты оставила это здесь, – пояснил он, улыбаясь.
«Забудь, что это конец, – подумала Даглесс. – Забудь. Этой ночью время должно остановиться».
– Откуда ты з-знаешь, что я здесь купалась? – запинаясь, спросила она.
– Я был одним из тех, кто наблюдал.
Даглесс оцепенела и, опомнившись, наградила Николаса таким взглядом, что его руки тоже застыли.
– Наблюдал? Кто следил за мной?
– Все! – ухмыльнулся он. – Неужели не заметила, что мужчины целыми днями зевают? Они встают чуть ли не ночью, чтобы спрятаться в кустах.
– Спрятаться? – прошипела Даглесс. – И ты был одним из них? Ты допустил это?! Позволил мужчинам шпионить за мной?!
– Останови я их, и сам бы не получил удовольствия. Что же мне оставалось делать?
– Делать? Ах ты…
Она набросилась на него, но он ловко увернулся, поймал ее, прижал к себе и, забыв о купании, принялся целовать груди. И совершенно не обращал внимания на то, что оба стоят под водой.
– Как мне хотелось этого, – шептал он, – как хотелось…
– Душ, – пробормотала она. – Душ.
Ее руки запутались в его волосах, его губы скользили все ниже и ниже. Он уже стоял на коленях.
– Николас… мой Николас…
Они снова любили друг друга, только на этот раз в воде. Николас заново открывал ее тело, но Даглесс… Даглесс все это время вспоминала их единственную ночь в двадцатом веке. И судорожно гладила его, целовала, находя все новые местечки, которых она не касалась или не пробовала на вкус раньше.
Сколько часов прошло? Они не знали. Вода перестала течь: вероятно, тот, кто вертел колесо, слишком устал, чтобы продолжать. Она и Николас, обнявшись, легли в сладкую зеленую траву.
157 
