Глава 3

Сарат влетел в деревню Хренодерки как камень, пущенный из пращи. Крепкие ноги селянина, обутые в дымящиеся лапти, протопали по улице, распугивая кур, кошек, заставляя даже знакомых собак захлебываться злобным лаем и рвать цепи, грозя утащить будку за собой. Редкие прохожие благоразумно отпрыгивали в сторону, чтобы не быть сбитыми и затоптанными односельчанином. Затем непременно поминали его родню добрым словом, потом чесали в затылке и отправлялись следом, считая, раз человек так торопится, значит что-то стряслось. А новости лучше узнавать, стоя в первом ряду.

Парень резво забежал во двор к голове, хлопнул калиткой, взбудоражил своим появлением лохматого пса, запнулся о выступающий из земли корень и рухнул на землю. Один из самонаводящихся фаерболов ударил в хрен и взорвался, засыпав ошметками крупных (величиной с хорошее дерево) овощей весь участок головы и наградив замечательным котлованом размером с небольшое озеро. Сарату повезло – взрывной волной второй фаербол отнесло в сторону. Он сдетонировал о сарай, разметав соломенную крышу по округе. Сверху прилетел один из тлеющих лаптей, сорванных с ног парня, второй упал точно на крышу дома головы. Оба строения занялись веселыми языками пламени.

– Ну ничего себе! – потрясенно выдохнул Сарат, обозрев принесенные разрушения. – Теперь точно Доненьку не отдаст.

Голова деревни Хренодерки, названной так за обильное произрастание хрена как на ее территории, так и близ нее, сидел за столом в своей высокой рубленой избе и наблюдал за тем, как жена с дочерями накрывают на стол обедать. Глядел он на обычную суету женщин осуждающе, как инквизитор церкви Всевышнего на разгул нежити и еретиков. Перебрал Панас вчера самогонки в «Пьяном поросенке».

Дело в том, что в Хренодерки уже несколько дней съезжались холостые парни с разных концов Рансильвании. Список претендентов на руку и сердце лесной отшельницы составлялся всей мужской половиной Хренодерок, письма благополучно разослали, не утаив от женихов, кого именно им предлагается сосватать. На отклик, конечно, надеялись, дружно держали пальцы скрещенными на удачу и робко рассчитывали на приезд хотя бы двух-трех смельчаков из разряда совсем невезучих в любви.

На удивление хренодерчан народ повалил валом. Местные сначала обрадовались, а затем крепко призадумались. Если на ведьму такой спрос, может, и самим такая невеста нужна, а тут какие-то пришлые понаехали. Хренодерские девки достали из сундуков парадные платья, со слезами на глазах выпросили у матерей ожерелья, украсили волосы лентами. Что ни день у них гулянье, что ни вечер – посиделки. Все с песнями, плясками, прибаутками. И плясать успевают, и рукодельничать. На парней поглядывают, умениями своими хвастают. Хренодерские парни, наоборот, ходят мрачные. Девки к ним уже привычные, а пришлые – лица новые, на них посмотреть – удовольствие. Так что обстановка в селе была напряженная.

А тут еще и бабы взбеленились. Им пришлых парней кормить – выгоды никакой. Каждый день зудят да пилят, чтобы вел к ведьме на погляд. Кого выберет – останется. А кто не ко двору придется – тем в путь до дому собираться.

Голова же хоть и ростом велик, плечами широк да обликом могуч, как тот дуб вековой, а к ведьме идти не то чтобы боялся, просто слегка опасался. Да что он – все в селе не просто опасались, а боялись в лес ходить до мокрых штанов и икотных колик. Местную ведьму (не со зла, конечно, ибо кто в своем уме решится просто по злому умыслу насолить ведьме, ведь проклянет – мало не покажется) приняли за мертвую и сначала похоронили со всеми почестями, а потом еще хотели избу спалить, приняв сидящего внутри говорящего кота за поселившуюся там нежить. Так ведь ведьма и впрямь не дышала. Бледная и холодная была, а котов говорящих в Хренодерках отродясь не водилось. Попутались. С кем не бывает? Но ведьма отчего-то расстроилась. Девять дней на ее поляне непрерывно горел костер, повергая хренодерчан в суеверный ужас. Люди перестали ходить через лес. Потому как справедливо полагали, что лесная отшельница готовит нечто ужасное. Теперь в соседние села безопаснее было ходить не через лес, а по самому его краю. Далековато, конечно, но жизнь всем дорога. Если же край нужно было пройти лесом, готовились заранее, прощались с близкими (вдруг больше не увидятся), шли в храм Всевышнего на исповедь, ставили свечку за здравие. Затем одевались во все чистое (чтобы потом не заморачиваться с переодеванием перед похоронами) и шли, творя молитву, осеняя себя крестным знамением и крепко сжимая икону святого Николуса, покровителя путешественников.

  17